Синдикатер - РуНикс
Это в частности не поощряло ее признать правду. Тот самый Человек-Тень, который им не нравился, был тем же самым человеком, которого она любила, тем самым человеком, который спасал ее снова и снова, тем самым человеком, который позаботился о том, чтобы она осталась жива и достаточно исцелилась, чтобы они смогли ее найти.
Лайла оглядела вечеринку, ее глаза искали каждый затененный угол, который он всегда занимал и с которым смешивался, надеясь, что он там, но зная, что его там нет. В течение недели он был полностью вне контакта. Все, что у нее было, это семь записок, одна из которых каждое утро выпадала из коробки, то, чего она с нетерпением ждала каждый день.
Записки варьировались от милых «Приготовь мне снова поскорее» до жарких «Мой член тянется к твоей киске» и напоминаний вроде «Я буду очень недоволен, если ты не будешь заботиться о себе».
Это были буквально одни из самых ярких моментов ее дня.
Люди толпились вокруг, держа в руках бокалы с шампанским, одетые в пух и прах. Официанты ходили по огромным газонам поместья, разнося гостям различные блюда и напитки. Почетный гость сидел на широких плечах, одетый в пушистое розовое платье с пачкой и тиарой, улыбаясь всем с улыбкой, которая была настолько обезоруживающей, что Лайла чувствовала, как тает. Темпест Марони исполнился год, и казалось, что весь мир собрался там, чтобы отпраздновать это — люди, которых она никогда раньше не видела и не встречала, подходили к ней и внезапно представлялись. Ее сердце слегка сжалось, глядя на нее, размышляя о первом дне рождения ребенка, которого она родила, которого она так и не увидела.
Кстати, ее взгляд остановился на Ксандере и обнаружил его сидящим в углу с бабушкой Темпест и выглядевшим скучающим.
Она познакомилась с ним, действительно познакомилась, на прошлой неделе.
Лайла спустилась на ужин, и он был там, сидел на стуле очень далеко от нее, читая книгу на планшете, его очки чуть не свалились с носа.
«Ксандер, поздоровайся с Луной», — сказала Морана мальчику.
Лайла села, схватившись за край стола, ее сердце колотилось в груди, когда она увидела, что мальчик даже не поднял глаз от книги, а просто помахал ей рукой. «Привет».
Лайле удалось прохрипеть «привет», после чего она прочистила горло и сосредоточилась на своей тарелке, наблюдая за ним краем глаза на протяжении всего ужина.
И в течение недели, это было то же самое, просто наблюдая за ним вокруг комплекса, около озера, за столом, играя с Темпестом, сидя с Мораной или даже Зефиром, гуляя с Тристаном, делая его домашнее задание, так как он некоторое время ходил в школу виртуально. Лайла просто наблюдала за ним, впитывая его досыта, изучая его личность через наблюдение, позволяя этому просочиться в ее сердце, приходя к осознанию, которое сделало все, что она сделала, стоящим.
Ее ребенок, ее особенный, прекрасный ребенок, был так любим, о нем так заботились, у него была такая прекрасная жизнь.
И это было все, что имело значение.
Лайла сделала глубокий вдох, держа бокал с вином, просто чтобы чем-то заняться, но не стала отпивать из него. Она не пила. Травма, связанная с тем, как девушек унижали и использовали после того, как их слишком часто накачивали наркотиками, полностью отвратила ее от этого. Более того, хотя вечеринку устраивали друзья ее брата, люди, которым она могла доверять, старые привычки умирали с трудом.
«Вы все еще мне доверяете?»
Слова пришли к ней, прошептанные в ее сознании, словно принесенные ветром, память о них запечатлелась в ее существе. Именно там, стоя на вечеринке людей, которым она, возможно, в конце концов доверится, она поняла, что ее доверие важно, что она не отдает его никому. Это было редкостью. Может быть, поэтому он так ценил это.
«Боже мой, ты потрясающая! »
В поле ее зрения попала Зефир, одетая в темно-зеленое бархатное платье, ниспадающее до пола, с небрежным разрезом на одной стороне, позволяющим ей свободно ходить, демонстрируя свои изгибы, гораздо более пышные, чем миниатюрная фигура Лайлы, но кажущиеся крошечными рядом с ее мужем, одноглазым нежным великаном. Альфа был так добр к ней, что она почти плакала, представляя, насколько иной могла бы быть жизнь, если бы в ее углу был кто-то вроде него, чтобы отпугивать людей в ее молодые годы. Зефир, с сердцем, которое соответствовало его, может быть, даже более сострадательным, уложил новые волосы Лайлы и сделал ей легкий макияж нежными руками. Такие вещи, как уход и укладка, были для нее такими ужасными событиями, вещами, которые делались, чтобы получить за нее самую высокую цену, прихорашиваться и готовить ее к продаже за ее красоту.
Зефир не делала этого так. Она делала это так, словно хотела, чтобы Лайла чувствовала себя красивой, а не выглядела так. И она это чувствовала.
Ее волосы, которые она грубо обрезала и которые отросли таким же образом, теперь были гладкой длины до середины спины — стрижка типа боб, как Зефир сказала ей, что это называется — которая обрамляла ее лицо. Это делало ее красивой, но, что еще важнее, это заставляло ее чувствовать себя более сильной. Она выглядела как человек, который контролирует свою жизнь, а не как потерянная. И ее платье добавляло этому.
На вечеринку Морана ворвалась в ее комнату с несколькими платьями, все новые и с бирками.
«Твой брат хотел, чтобы я пошла за покупками, так кто я такая, чтобы сказать «нет»?» — сказала ей Морана, подмигнув.
Лайла выбрала без бретелек с вшитым лифом и элегантным кроем в стиле «рыбий хвост», что давало ногам возможность двигаться. Дизайн был потрясающим, но она выбрала его не поэтому.
Она выбрала его, потому что он был черным.
Его цвет.
Цвет дома.
И она не знала, тоска ли заставляла ее надеяться, что он там, заставляя ее представлять его глаза, или это было реальностью, но она стояла прямо, наслаждаясь мыслью, что, возможно, он наблюдает за ней, как и обещал. Как, она не знала, поскольку вечеринка была исключительно по
