Синдикатер - РуНикс
Хотя на нее было устремлено много глаз, как и много раз, его взгляд всегда был другим. Более темным. Более собственническим.
Скорее всего, ей это показалось. Прошло несколько дней, а он так и не связался с ней.
«Спасибо тебе», — искренне сказала Лайла Зефиру. «Я ценю все».
Зефир отмахнулся. «Не упоминай об этом». Она повернулась к мужу, который стоял рядом с ней, но оглядывался по сторонам.
«Медовые булочки?» Зефир потянул его за руку, и Лайла подняла бровь, увидев, что Альфа на самом деле ответил на нелепое прозвище. Она видела, как он откликался на все нелепые прозвища.
«Да, радуга?»
Это заставило ее задуматься, не так ли должны вести себя пары. Это было негласное правило отношений, о котором она не знала? Боже, они были милыми, но Лайла задумалась, не нужно ли ей тоже придумать прозвище. У нее уже было одно, которым он ее называл, но она никогда не давала ему. Черт. Она что, облажалась? Он чувствовал себя из-за этого заброшенным?
Он не чувствует себя так, как все остальные, напомнила она себе. Находясь среди других людей, в окружении пар, которые явно были по уши влюблены друг в друга, она каким-то образом больше очеловечила его в своем сознании. Но он был не таким, как все. Его мозг работал не так, как у всех. Ей пришлось напомнить себе об этом.
Все эти милые штучки сводили ее с ума.
К ним присоединились Тристан и Морана. Ее брат — все еще было нереально называть его так — был одет в темно-синий костюм с серебряным галстуком, который подчеркивал его глаза, а его девушка была одета в короткое серебряное платье с бретельками, расшитое блестками. Они были похожи. Очаровательны. Хотя, из того немногого, что она знала о своем брате, он убил бы любого, кто назвал бы его так, за исключением, может быть, Мораны. Ее губы дрогнули, и ее глаза встретились с его.
Боже, она все еще не могла поверить, что он ее родственник, что у нее есть настоящая кровная, а теперь и расширенная семья.
Он наблюдал, как она улыбается, и что-то изменилось на его лице. Его рот расслабился, подарив ей такую же улыбку, хотя и гораздо меньше. И на его щеке появилась ямочка, выводя его на новый уровень привлекательности. Лайла хотела посмотреть, как это будет выглядеть, когда он улыбнется во весь рот, насколько глубокой она будет.
Это было так осторожно, совсем не похоже на то, что она могла себе представить. Они оба учились возвращаться друг к другу, понимать, кем они стали, и работать над этим. Но одно было точно — он любил ее, кем бы она ни стала. Она чувствовала это в своих костях, призывая к любви внутри себя, углубляя ее, когда она видела, как он был с ее сыном. Ее молчаливый брат имел такую глубокую любовь к людям вокруг него, хотя он никогда этого не говорил. Он показывал это. И Лайла научилась понимать действия любви, какими бы они ни были.
«Ну что, встретил кого-нибудь интересного?» — спросил Зефир, и Лайла увидела, как улыбка сползла с лица ее брата.
О, Боже, они понятия не имели.
Морана бросила на нее долгий взгляд, который она не смогла расшифровать. Хм. Может, и так. Лайла вспомнила, что сказал ей Дайнн — что Морана будет глупой, если не поймет, какую подсказку он оставил.
«Несколько человек представились», — вместо этого ответила Лайла на вопрос Зефира. «Теперь, когда потерянная сестра вернулась, людям стало любопытно». Она поняла. Это была большая новость, давно потерянная сестра Тристана Кейна вернулась из — как все предполагали — смерти.
За те несколько дней, что Лила провела с Зефиром, она узнала об этой девушке одну вещь — она была безнадежным романтиком. Это была такая роскошь, привилегия, что она вела жизнь, которая позволяла ей быть ею. Несмотря на все трудности, она выросла в любящей семье, любила свою сестру и любила своего мужчину. Для того, кто провел большую часть своей жизни, желая смерти, цепляясь только за один ответ, который поддерживал ее, это была такая странная идея, но не нежеланная. Это казалось почти вдохновляющим. Лила хотела быть в месте, где она была бы безнадежно романтичной и безнадежно оптимистичной в отношении любви и жизни.
Вот почему следующий вопрос Зефира нисколько ее не удивил.
«Есть кто-нибудь горячий?»
Лайла покачала головой, украдкой посмотрев на брата, который пялился на Зефира, в свою очередь заставив Альфу пялиться на него. Насколько терпеливым и нежным был ее брат с ней, настолько он был совершенно другим человеком, если кто-то хотя бы смутно упоминал что-то о ее потенциальной любовной жизни. Ее брату было трудно примирить свою маленькую сестру со взрослым человеком.
Чтобы разрядить нарастающее напряжение, она тут же ответила и успокоила всех. «Никто здесь меня не интересует».
Что было правдой. Она сомневалась, что кто-то мог, не после мужчины, на которого она претендовала и который претендовал на нее.
«Пойдем танцевать, пещерный человек», — сменила тему Морана, увлекая Тристана за собой на середину танцпола, где пары уже покачивались под живую музыку оркестра у бара. Лайла с облегчением вздохнула. Она могла понять, почему ее брат, зная, в каком он сейчас состоянии, так скоро будет защищать ее потенциальные романтические попытки, но, черт возьми, когда он узнает правду, это не сулит ничего хорошего. Лайла не хотела с ним конфронтации, поэтому она понятия не имела, как она им об этом расскажет.
Но также потому, что она была собственницей, защищала его. Она не хотела делить его с другими, потому что в тот момент, когда они узнают, кто ее любовник, возникнут вопросы, на которые ей придется ответить.
Данте потащил Амару на танцпол, оба они грациозно двигались вместе, пока Темпест и Ксандер были сопровождены в особняк ее бабушкой. Зефир, хотя и был рядом с ней, покачивался, прижатый к Альфе.
Лайла
