Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

Тишина. Долгая, тягучая, невыносимая тишина.

— А если я не хочу другого мужчину? — спрашиваю я тихо, но твёрдо. — А если Савелий хочет жить с отцом каждый день? А если мне наплевать на твою неспособность к близости, потому что я знаю, что ты можешь научиться?

Руслан качает головой:

— Поздно. Слишком много воды утекло. Ты меня уже не простишь.

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Может, прощу. Может, нет. Но я хочу попробовать.

Руслан опускается на стул, словно все силы разом покинули его.

— Ты сошла с ума, — говорит он тихо. — После всего, что я натворил. После всего, через что мы прошли.

— Может, и сошла, — пожимаю я плечами. — Но что мне остаётся? Ненавидеть тебя всю жизнь? Объяснять Савелию, почему его родители не смогли договориться?

— А если мы попробуем и всё станет ещё хуже?

— А если станет лучше?

Он горько смеётся.

— Ты неисправимая оптимистка.

— А ты неисправимый пессимист. Вот и посмотрим, кто из нас прав.

Руслан встаёт, подходит ко мне. Останавливается совсем близко. Я чувствую запах его одеколона, тепло его тела. Господи, как же я скучала по этому теплу.

— Злата, — говорит он серьёзно. — Я не хочу делать тебе больно. Больше не хочу.

— Тогда не делай.

— А если не получится?

— Получится. Должно получиться.

Он поднимает руку, хочет коснуться моего лица, но останавливается на полпути.

— Я не умею просить прощения, — признаётся он. — Не умею быть... уязвимым.

— Научишься. У нас есть время.

— А у нас есть время? — в его голосе сомнение. — Может, мы уже всё упустили?

Я ловлю его руку, прижимаю к своей щеке. Он вздрагивает, но не отдёргивает.

— Руслан, посмотри на меня, — прошу я тихо. — Мы живы. Мы здесь. Савелий хочет, чтобы мы помирились. Наш дом ещё не продан. Ничего окончательно не потеряно.

— Но столько боли...

— Боль пройдёт. Если мы оба захотим.

Он закрывает глаза, прислоняется лбом к моему лбу.

— Я так устал воевать, — шепчет он. — Так устал ранить тебя. Устал ранить себя.

— Тогда давай остановим эту войну.

— Просто так?

— А почему нет? Мы её начали — мы можем и закончить.

Он отстраняется, смотрит мне в глаза.

— А если я снова всё испорчу?

— А если не испортишь?

— Ты очень рискуешь, — говорит он медленно. — Я могу опять стать холодным. Опять замкнуться. Опять...

— Руслан! — перебиваю я резко. — Хватит придумывать причины, почему у нас не получится. Лучше подумай, почему может получиться.

Он молчит, но я вижу, как в его глазах борются страх и надежда.

— Савелий, — говорит он, наконец. — Ради Савелия можно попробовать.

— Не только ради него. Ради нас. Ради того, что между нами было. Ради того, что может быть.

— Я не обещаю, что будет легко.

— А я не прошу легко. Я прошу честно.

Руслан кивает медленно.

— Честно, — повторяет он. — Без игр. Без попыток защитить друг друга от правды.

— Без попыток принимать решения за другого, — добавляю я.

— Без попыток убежать при первых проблемах.

— И без попыток всё контролировать.

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что что-то изменилось. Не кардинально, не сразу. Но что-то сдвинулось с мёртвой точки.

— Что мы скажем Савелию? — спрашивает Руслан.

— Правду. Что мы пытаемся наладить отношения. Что не знаем, получится ли, но хотим попробовать.

— А адвокатам?

— А адвокаты пусть пока подождут, — усмехаюсь я. — У них и без нас дел хватает.

Руслан улыбается. Первый раз за всё утро улыбается не горько, не иронично. Просто улыбается.

— Значит, перемирие? — спрашивает он.

— Не перемирие, — качаю я головой. — Мир. Настоящий мир. С белым флагом и рукопожатием.

Он протягивает мне руку.

— Мир, Злата Громова.

Я пожимаю его ладонь.

— Мир, Руслан Громов.

Но даже пожимая мою руку, я вижу, что его не отпускают сомнения.

— Злата, я не уверен, что у меня получится, — говорит он тихо. — Я не умею быть другим.

— А мне страшно довериться тебе снова, — признаюсь я. — Страшно поверить и получить новый удар.

— Тогда зачем мы это делаем?

— Потому что альтернатива хуже. Потому что Савелий заслуживает нашей попытки. Потому что... — я замолкаю, не зная, как закончить.

Руслан медленно отпускает мою руку.

— Что, если я снова всё испорчу? Что, если через месяц мы опять будем драться?

Глава 27: Мы уже мертвы, Руслан

Пасмурный день тускло проникает через кухонные окна, но мне до него нет никакого дела. Я всё никак не могу переварить то, что услышала. Дождь закончился, но воздух остался тяжёлым и влажным, как мои мысли.

Я сижу напротив Руслана за этим проклятым столом, где мы когда-то завтракали как нормальная семья, где Савелий делал уроки, а я готовила его любимые блины. Теперь между нами лежит пропасть шириной в двенадцать лет брака.

— Руслан, послушай меня, — говорю я, подходя ближе. — Мы можем попробовать начать всё сначала. Забыть всё, что было. Дать друг другу шанс.

Он качает головой ещё до того, как я заканчиваю говорить.

— Нет, Злата. Это невозможно.

— Почему? Почему ты даже не хочешь попробовать?

— Потому что я знаю себя, — его голос звучит устало. — Я испорченный товар. Сломанный. Ты заслуживаешь лучшего.

— Не смей решать за меня, что я заслуживаю! — вспыхиваю я. — Я сама знаю, чего хочу!

— Ты хочешь иллюзию. Хочешь того Руслана, которого придумала себе когда-то. Но его больше нет.

— А если есть? А если под всей этой злостью и болью он всё ещё там?

— Его нет, — повторяет он монотонно. — Я убил его своими руками. Превратился в того, кем поклялся никогда не становиться.

— Тогда стань кем-то другим!

— В тридцать девять лет? — он усмехается горько. — Слишком поздно, Злата. Слишком много воды утекло.

— Никогда не поздно! Если захотеть по-настоящему!

— Но я не хочу, — говорит он тихо. — Вот в чём проблема. У меня нет сил хотеть.

— Мы уже мертвы, Руслан, — говорю я, глядя на его каменное лицо. — Наша любовь, наш брак, наша семья. Ты убил всё это своими страхами и гордостью.

Он кивает, словно я произношу банальность вроде прогноза погоды.

— Знаю. Потому и говорю, что поздно что-то менять.

Его спокойствие бесит меня больше любых криков. Мне хочется швырнуть в него чашкой, разбудить в нём хоть что-то живое. Но я только сжимаю кулаки под столом.

— А может, ты просто струсил? — перехожу я в атаку. — Может, тебе проще сдаться, чем бороться за нас?

Руслан поднимает на меня усталые глаза. В них нет ни злости, ни обиды — только пустота.

— Да не знаю я, за что бороться. За привычку жить вместе? За видимость семьи? За возможность продолжать причинять друг другу боль?

— За любовь, которую ты только что признал! — голос мой срывается на крик. — За мир, который мы заключили. За сына, который нуждается в полноценной семье! За шанс стать лучше, чем мы есть!

Он молчит, крутит в руках пустую чашку. Даже сейчас, даже после всего, что между нами произошло, мне хочется протянуть руку и коснуться его лица. Господи, какая же я дура.

— Я не смогу стать другим, — наконец говорит он. — Слишком стар, слишком испорчен жизнью. То, что сломано, не склеить.

— Сломанное можно переделать заново! — настаиваю я. — Можно создать что-то новое, другое, но не менее прекрасное.

Он смеется коротко и зло.

— У меня нет сил на переделку. Хватит сил только на то, чтобы закончить это достойно.

Я встаю так резко, что стул скрипит по плитке. Не могу больше сидеть, не могу смотреть на его равнодушное лицо. Хожу по кухне, как зверь в клетке, пытаясь унять дрожь в руках.

— Достойно? — смеюсь я истерично. — Ты называешь это достойно? Разрушить семью из-за собственной трусости?

— Злата, остановись.

— Не смей мне указывать! — разворачиваюсь я к нему. — Ты уже наделал достаточно! Ты превратил нашу жизнь в войну, а теперь хочешь сбежать с поля боя!