Уроки вежливости для косолапых - Виктория Победа

— Это мой личный номер, — поясняет в ответ на мой невысказанный вопрос и закрывает дверь.

Он и шагу сделать не успевает, как, поддавшись порыву, я подаюсь вперед и прижимаюсь к нему.

— Все уже хорошо, так сильно испугалась?

Он обхватывает мое лицо, заглядывает в глаза.

Я молчу, кусаю нервно губы и молчу.

Испугалась. Правда, теперь, находясь в безопасности, я даже не в состоянии точно сказать, чего испугалась сильнее. Самой перспективы быть разорванной медведицей или того, что после ничего не будет. Не будет Миши с Санькой, не будет жизни, о которой пока еще страшно даже мечтать, не будет возможности сказать, насколько он мне нужен, как сильно я в нем нуждаюсь, как сильно…

Не выдерживаю, встаю на носочки, обхватываю руками его шею и сама прижимаюсь к его губам. Чувствую, как по щекам скатываются слезы.

Я ведь могла больше его не увидеть и только это сейчас имеет значение.

Надо было встретиться лицом к лицу с медведицей, чтобы окончательно понять и принять очевидное.

Он мне нужен. Необходим. И я не хочу больше терять столь драгоценное время на бессмысленные попытки избежать ошибок прошлого.

— Ну все-все, Мариш, уже все закончилось, не надо плакать.

— Я согласна.

— На что? — он непонимающе хмурится.

— Я согласна на переезд к те… к вам, если предложение еще в силе.

Глава 47.1 Успокаивающие процедуры..

— Что? — его слишком серьезный взгляд меня несколько отрезвляет.

Миша молчит, смотрит на меня неотрывно, еще немного — и прожжет дыру у меня на лице.

— В силе же? — уточняю осторожно.

А в следующее мгновение меня сметает безудержный вихрь, за долю секунды я оказываюсь намертво прижатой к стене.

Его губы жадно накрывают мои, жесткий, даже болезненный поцелуй выбивает воздух из легких.

Своим заявлением я, очевидно, выдернула чеку — и вот-вот грянет взрыв. Мощный, всепоглощающий, разрушительный взрыв.

Буров целует меня грубо, несдержанно, как никогда раньше. Держит, фиксирует на месте, не оставляя шанса вырваться.

А я и не хочу. Не хочу вырваться, не хочу его останавливать. Просто знаю, что несмотря на легкую грубость, на этот животный порыв, он не причинит мне боли. Не причинит вреда.

И в эту секунду, в это безумное мгновение, я чувствую себя в абсолютной безопасности. Впервые за долгое время я точно знаю, что меня защитят, что с ним мне ничего не грозит.

От недостатка кислорода у меня стремительно мутнеет сознание, все вокруг перестает иметь значение. Все, кроме него. Его губ, его рук, его прикосновений, запаха.

И я делаю следующий шаг, обнимаю его, вплетаю пальцы в волосы, подаюсь вперед, к нему, насколько это вообще возможно, насколько он позволяет и задыхаюсь в его медвежьих объятиях.

Он обхватывает меня, с какой-то одержимостью шарит ладонями по телу и я теряюсь в череде жалящих поцелуев и обжигающих прикосновений. Ловкие пальцы с нечеловеческой скоростью расстегивают пуговицы на моем, уже трещащем по швам пальто, и оно мгновенно падает на пол.

— Миш, — шепчу, оторвавшись от его губ, — ждут же… нас же ждут.

Произношу, и вопреки своим же словам снова тянусь к его губам, утопаю в ненасытном, лишающем воли поцелуе.

Потому что на самом деле я эгоистично не хочу останавливаться.

— Мы быстро, — пожирает меня взглядом и хрипит довольно.

И я отчетливо понимаю, что вот прямо сейчас мы никуда не пойдем.

Нас простят, надеюсь, поймут.

Мне сейчас просто как воздух необходимы его губы, необходим он.

Он разворачивает меня резко лицом к стене. Пальцами все так же ловко справляется с пуговицей, но уже на джинсах.

Мое тело радостно отзывается на каждое его действие. В памяти всплывают воспоминания о нашей первой ночи. Той совершенно безумной, пошлой и неправильной ночи, с которой все началось.

Тот же градус, тот же накал.

Буров, замедляется только на секунду, чтобы опустить мои джинсы, осторожно, не причиняя неприятных ощущений, а я только стискиваю зубы и ногтями царапаю стену, чувствуя скольжение его пальцев у меня между ног.

— Охренеть, — урчит довольно.

Его пальцы вытворяют что-то невероятное и я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать в голос, напоминая себе похотливую кошку.

— Миша, — шепчу едва слышно, голос не слушается.

Мне катастрофически мало, хочется большего. Хочется его. Всего его. Целиком.

Я никогда не замечала за собой подобного поведения, подобного порабощающего желания, ни разу, пока его не встретила, ни разу до той первой бешеной ночи, после которой уносила ноги, едва ими передвигая.

Откидываю назад голову, прижимаюсь к нему, поторапливаю, подначиваю.

Ему требуется несколько секунду, чтобы справиться с ремнем и пуговицей на своих джинсах.

И эти короткие секунды кажутся мне вечностью.

— Я компенсирую, Мариш.

Я не понимаю, что он имеет в виду, потому что его большие сильные ладони прямо в этот момент жестко фиксируют мою талию, и в следующую секунду я чувствую такое нужное давление скользящего в меня члена. Инстинктивно встаю на носочки, готовая подмахивать каждому движению, но он совсем не торопится.

Двигается медленно. Дразнит. Продолжает жестко удерживать меня в одном положении, не позволяя шевельнуться, а мне ужасно хочется заставить его двигаться так, как надо мне. И все что остается, только обреченно постанывать и кусать губы в нетерпении.

— Миш…

— Тшшш.

Резкий толчок выбивает из моей груди протяжный стон.

Я выгибаюсь в пояснице, продолжая держаться за стену, вонзая в нее ногти и постанывая от прошивающих тело спазмов совершенно неописуемого удовольствия. Горячая ладонь ложится мне на горло, сжимает, перекрывая доступ воздуха, я закрываю глаза, полностью отдавая инициативу в его руки, слишком остро ощущая каждое движение члена внутри. Жесткие и невероятно сладкие, запускающее миллионы электрических разрядов.

Он только ускоряется, вколачивается в меня с такой силой, что если бы не его рука, предусмотрительно перемещенная на живот, я бы точно позорно рухнула на пол.

И, наверно, окончательно растеряв остатки рассудка и стыда, я только прошу его не останавливаться, прошу еще: сильнее, быстрее, жестче. Закидываю руки назад, зарываюсь пальцами в его волосы, кажется, это мой личный фетиш. Откидываюсь спиной ему на грудь и взрываюсь, теряя всякие ориентиры. В груди безудержно грохочет сердце, в голове ни одной ясной мысли, а перед глазами — кромешная тьма.

Он ускоряется, двигается с бешеной, сумасшедшей скоростью, а я чувствую себя тряпичной куклой, обмякший в его руках, подчиняющейся воле кукольника. Последние финальные толчки буквально лишают равновесия. Миша, издав глухой стон, прижимает меня к себе и кончает по-прежнему оставаясь во мне.

Я расслабляюсь