(не)вернуть. Цена искупления - Анна Гранина
Сердце сжимается от волнения, ведь я не ожидала такого от Макса. Или, точнее, надеялась, что утром его здесь не окажется. Я надеялась, что он уедет на работу, что всё, случившееся вчера, растворится вместе с ночной темнотой. Но его голос, отчётливый и напряжённый, звучащий сейчас на кухне, рушит эту иллюзию.
Я вслушиваюсь, пытаясь разобрать, о чём он говорит. Голос Максима звучит раздражённо, резко, властно — таким я его помню в те моменты, когда он кого-то отчитывал.
— Я сказал, что не приеду. И похер, что там у вас происходит, ясно?
Ему отвечают что-то на громкой связи, но слов не разобрать. Он перебивает собеседника жёстко и категорично:
— Разбирайтесь сами. Я занят сегодня. Всё.
Голос обрывается, и наступает тишина, густая и вязкая, словно впитавшая в себя весь мой внутренний хаос.
Я осторожно сажусь на кровати, проверяя боль в ноге. Лодыжка слегка ноет, но боль значительно стихла. Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями, и взгляд цепляется за прикроватную тумбочку и этот нелепо уютный завтрак, приготовленный им. Почему он это сделал? Зачем ему быть здесь?
Мне становится не по себе от мыслей, которые начинают путаться в голове. Чтобы отвлечься, я решаю убедиться в своих вчерашних подозрениях. Поднимаюсь, осторожно ступая на ногу, и медленно подхожу к шкафу. Открываю дверцу и замираю.
На меня смотрят идеально выглаженные рубашки, костюмы и пиджаки Макса. Всё аккуратно висит, пропитано его запахом, таким знакомым и родным, что комок мгновенно подкатывает к горлу.
Сердце начинает стучать быстрее, ладонь непроизвольно сжимает край дверцы шкафа, и я понимаю, что не смогу притворяться, будто ничего не произошло. Он жил здесь всё это время. Шесть месяцев, среди наших общих воспоминаний, и не вернулся ни в дом, ни в новую квартиру. Почему?
Я не чувствовала его любви последний месяц нашего брака точно. Он был холодным и отстраненным, грубым порой и очень категоричным. Может быть именно тогда он уже не смотрел на меня как на любимую и единственную.
Я медленно закрываю шкаф и иду в ванную. Там ситуация повторяется: его вещи — бритва, одеколон, зубная щётка — всё на своих местах, как раньше. Мои руки дрожат, когда я закрываю шкафчик, не в силах понять его мотивы. В груди разливается тягучая, давящая боль от того, что он снова в моей жизни — вот так, внезапно, без предупреждения, и я не знаю, как с этим справиться.
Вернувшись в комнату, я сажусь обратно на кровать, пытаясь успокоить дыхание и мысли. Кофе и выпечка по-прежнему притягивают меня своим ароматом, и чувство голода заставляет наконец взять в руки кружку с кофе и сделать небольшой глоток. Напиток приятен на вкус, терпкий, с лёгкой горчинкой — именно таким Макс всегда его и готовил.
Я беру круассан и осторожно откусываю кусочек, пытаясь убедить себя, что это просто завтрак, просто забота, просто… нечто, не значащее ровным счётом ничего. Но сердце уже знает правду, даже если разум отказывается её признавать.
Я снова слышу шаги по квартире и голос Макса, теперь уже гораздо спокойнее, но всё равно напряжённо. Он продолжает говорить по телефону, и я вдруг ясно понимаю, что никуда он сегодня не собирается. Он остаётся здесь, со мной, решив контролировать всё до конца.
От этой мысли снова становится тесно в груди. Я не готова к его постоянному присутствию, не готова снова видеть его каждый день, ощущать его заботу и власть одновременно. Но сейчас, сидя здесь с этим завтраком, который он оставил специально для меня, я понимаю, что избежать столкновения не получится.
Делаю ещё один глоток кофе, пытаясь прогнать тревогу, и мысленно успокаиваю дочь, чувствуя её мягкие, успокаивающие толчки.
— Всё хорошо, малышка, — шепчу я тихо, словно уверяя себя саму. — Мама справится. Мы обе справимся.
Всем привет! Сегодня глава поспокойнее. Завтра продолжим. Всех обнимаю, все-все читаю! Вы супер!
Глава 7.
Вика.
Я заканчиваю завтрак в полной тишине, прислушиваясь к звукам, которые доносятся с кухни. Максим закончил свой раздражённый разговор, но никуда не ушёл, и мне остаётся только ждать. Я прекрасно понимаю, что разговор неизбежен. Он не просто так остался дома и явно ждёт момента, чтобы продолжить вчерашнюю тему.
Дверь спальни чуть приоткрывается, и моё сердце на мгновение сбивается с ритма. Максим медленно входит в комнату и останавливается у порога, словно неуверенный, стоит ли ему заходить дальше. Его взгляд задерживается на мне, на подносе с остатками завтрака, затем медленно опускается на мой округлившийся живот. Я непроизвольно прикрываю его ладонью, словно пытаясь защитить от этого взгляда, который я не могу до конца прочитать.
— Как нога? — спрашивает он негромко, делая осторожный шаг ближе. Голос звучит тихо, сдержанно, без вчерашнего резкого напора.
— Лучше, — отвечаю я так же тихо, чувствуя напряжение, повисшее между нами.
Максим садится на край кровати, сохраняя небольшую дистанцию, и опускает взгляд на мои руки, всё ещё лежащие на животе. Я вижу, как он слегка сжимает пальцы в кулаки, будто сдерживая себя от желания прикоснуться.
— Ты знаешь, кто будет? — вдруг спрашивает он, голос его звучит мягко и осторожно, почти неузнаваемо.
Я поднимаю глаза, встречаясь с его взглядом. В груди странно сжимается от этих слов. Он спрашивает так, словно мы всё ещё та семья, которая когда-то ждала первенца.
— Девочка, — говорю тихо, не в силах сдержать нежности, которая наполняет меня изнутри при упоминании о дочери.
Глаза Макса слегка расширяются, в них появляется удивление и что-то ещё, похожее на трепетную нежность.
— Девочка… — повторяет он, словно пробуя слово на вкус, и я замечаю, как его губы слегка приподнимаются в едва заметной улыбке. — Ты сразу узнала?
Я молчу несколько секунд, собираясь с мыслями. Эти воспоминания такие