Разрушь меня - Бьянка Коул
В лифте я прижимаюсь лбом к холодной металлической стене. Несмотря ни на что, мое сердце все еще болит за него. Но я не позволю снова одурачить себя, какими бы искренними ни казались его усилия.
Я опускаюсь в свое офисное кресло. Знакомая боль в груди возвращается, когда я пытаюсь сосредоточиться на выставочных документах, лежащих передо мной. Каждый раз, когда я вижу его, мне становится все труднее поддерживать стены между нами.
Стук в мою дверь заставляет меня замереть. Я знаю этот стук.
— Войдите. — Мой голос ничем не выдает царящего внутри хаоса.
Дмитрий входит, закрывая за собой дверь. Он сбросил пиджак, рукава закатаны, обнажая сильные руки с татуировками. От этого зрелища у меня пересыхает во рту.
— Чего ты хочешь? — Я сохраняю свой тон холодным и профессиональным.
— Скажи мне, что мне нужно сделать. — Он остается у двери, давая мне пространство. — Что тебе потребуется, чтобы выслушать меня?
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с этими льдисто-голубыми глазами. — Здесь нечего слушать.
— Мы оба знаем, что это неправда. — Он делает шаг вперед, затем останавливается, когда я напрягаюсь. — Я посылал цветы, подарки...
— Ты не можешь купить прощение, Дмитрий. — Слова выходят резче, чем предполагалось. — Ты не можешь купить меня.
— Я и не пытаюсь. — Его голос становится тише, печальнее. — Я пытаюсь показать тебе...
— Показать мне что? Что ты можешь манипулировать ситуациями в своих интересах? Что ты привык получать то, что хочешь? — Я встаю, мне нужно чувствовать себя менее уязвимой. — Ты держал Катарину в плену. Ты использовал меня как пешку в своей войне.
— Это то, что ты думаешь? — Он проводит рукой по волосам, редкое проявление разочарования. — Просто дай мне один шанс объяснить. Назови свои условия.
Я хватаюсь за край стола. — Мои условия? Как насчет честности? Полная честность во всем — больше никаких игр, манипуляций или полуправды.
Его челюсть сжимается от моего требования честности. На мгновение я замечаю что-то грубое и уязвимое в этих льдисто-голубых глазах.
— Ты хочешь честности? — Голос Дмитрия становится грубым. — Я убивал людей. Заказывал убийства. Построил империю на кровавых деньгах и угрозах. — Он делает шаг ближе. — Но я никогда не лгал о том, что чувствую к тебе.
Мое сердце колотится о ребра. — А Катарина?
— Просчитанный ход после того, как ее отец не прекратил нападать на нас. — Его руки сжимаются по бокам. — Я думал, что могу все контролировать. А потом появился ты.
Признание тяжелым грузом повисает между нами. Я наблюдаю, как его идеальный фасад трескается, обнажая тьму и сложность под ним.
— Я не знаю, как это сделать, — продолжает он, указывая между нами. — Я не знаю, как быть одновременно тем мужчиной, которого ты заслуживаешь, и тем, кем я должен быть.
— Я никогда не просила тебя быть кем-то другим. — Я сжимаю челюсти. — Я просто просила правду.
— Правду? — В его смехе нет ни капли юмора. — Правда в том, что я просыпаюсь в ужасе от того, что мои враги причинят тебе боль, чтобы добраться до меня. Каждый раз, когда ты входишь в этот музей, три группы охраны отслеживают твои передвижения. Что я... — Он замолкает, проводя рукой по волосам. — Что я никогда ещё не чувствовал себя настолько неуправляемым.
Неприкрытая честность в его голосе вызывает у меня боль в груди.
Я прерывисто вздыхаю. — А откуда мне знать, что это не очередная манипуляция?
— Потому что впервые в жизни у меня нет плана. — Он встречается со мной взглядом. — Я просто знаю, что не могу потерять тебя.
Мое тело жаждет сократить дистанцию, но разум кричит об опасности, которую он представляет. Все, что связано с ним, представляет риск — для моей безопасности, карьеры и сердца. И все же, наблюдая, как он стоит там, наконец-то опустив свои стены, я задаюсь вопросом, стоит ли идти на такой риск.
Я делаю глубокий вдох, мои пальцы все еще сжимают край стола. — Мы можем поговорить, Дмитрий. Но не сейчас. Сегодня днем мне нужно доработать макеты выставки Моне и провести три встречи со спонсорами.
Его плечи слегка расслабляются от моих слов. Это настолько неуловимо, что большинство людей не заметили бы, но я научилась читать микровыражения, которые прорываются сквозь его идеальный контроль.
— Когда? — В его голосе нет обычного командного тона.
— Скоро. — Я перекладываю бумаги на столе, мне нужно чем-то занять руки. — Но мне нужно, чтобы ты откровенно поговорил со мной. Никаких просчитанных ответов, никаких тщательно продуманных объяснений. Только ты.
— Ты хочешь увидеть монстра под костюмом? — Его челюсть сжимается.
— Я хочу правду. Всю. — Я встречаюсь с ним взглядом. — Даже те части, которые, по твоему мнению, заставят меня сбежать.
Он долго изучает меня, и я заставляю себя не отводить взгляд. Наконец, он кивает. — Я напишу тебе.
— Хорошо. — Слово выходит мягче, чем я намеревалась.
Дмитрий направляется к двери, его рука замирает на ручке. На секунду мне кажется, что он может обернуться, может сказать что-то еще. Вместо этого он расправляет плечи и выходит, оставляя меня с затяжным ароматом его одеколона и тяжестью всего недосказанного между нами.
Я еще долго смотрю на дверь после ухода Дмитрия, мое сердце бешено колотится. Правда в том, что под всем моим гневом и болью я скучаю по нему. Я скучаю по тому, как смягчаются его глаза, когда он смотрит на меня, как его прикосновения зажигают меня, даже по тому властному присутствию, которое раньше сводило меня с ума.
Проводя пальцами по гладкой поверхности моего стола, я вспоминаю все наши встречи здесь. Каждый жаркий момент, каждое произнесенное шепотом обещание. Несмотря на все, что он сделал, несмотря на тьму, которая, как я теперь знаю, скрывается за его идеальной внешностью, мои чувства не изменились.
— Черт возьми, — шепчу я пустому офису, прижимая ладони к глазам.
Я люблю его. Осознание не ново, но сейчас оно поражает меня сильнее. Я люблю расчетливого бизнесмена, опасного криминального авторитета и ранимого человека, который только что стоял в моем офисе и просил дать ему шанс — всему ему — и светлому, и темному.
Мой телефон жужжит от сообщения. Оно от Софии:
Дмитрий разговаривал с тобой?
Я печатаю ответ.
Да. Мы скоро встретимся.
Когда он расскажет мне все и, наконец, позволит мне увидеть его целиком, какое оправдание у меня
