Пламя в моем сердце - Рита Трофимова
В один из таких моментов Фил оторвался от учебника и поднял на Лину взгляд. Щёки её налились жаром, и улыбка растянулась до самых ушей. Она смущённо закусила губу, взволнованно вздохнув.
— А почитай мне, — попросила она, потянувшись к его ладони, и нежно пожала пальцы.
— Тебе это будет непонятно и скучно. Не интересно, в общем. — На его губах промелькнула хитрая улыбка и он довольно сощурился, как кот от желанной ласки.
— А я попытаюсь понять. Мне интересно, что так тебя увлекает. — Лина подвинулась ближе.
— Тогда я лучше расскажу. — Фил снял очки, отложив учебник в сторону, и приступил к рассказу. Говорил он сложно и запутанно, но с таким воодушевлением. При этом он не отводил от Лины глаз, а она восхищённо ловила каждое его слово. Так увлеклась, что, кажется, даже мимику его повторяла.
Фил внезапно замолчал и рассмеялся, Лина тоже не удержалась и подхватила его смех, ощущая себя бесконечно счастливой.
— Ты такая забавная! — Он, едва отдышавшись, сделал рывок вперёд и заключил Лину в объятия. — Моя… моя… — повторял он, осыпая её поцелуями.
Лина обвила его шею руками и растворилась в сладком безумии. Жар зарождался где-то глубоко в груди, спускался вниз живота, пробуждая бабочек ото сна. Филипп нашёл её губы, страстно поцеловал и учёбу пришлось отложить до лучших времён.
* * *
Лина со страхом ожидала приезда Марты, считала дни и молила бога, чтобы их с Филиппом идиллия — тихие вечера и горячие ночи — продлилась как можно дольше, но время безжалостно неслось вперёд.
«Скоро, совсем скоро приедет мать и наложит запреты. И как же жить без ежедневных встреч, без поцелуев, без задушевных бесед?» — Лина украдкой стирала слёзы, боясь показаться Филиппу расстроенной и разбитой. В глубине души она понимала, что мать настроена против их свиданий, а уж о постели и вовсе придётся забыть.
К слову, с Мартой у Лины наладился ежедневный контакт. Теперь они созванивались несколько раз на дню, и Лина держала ответ о проделанной работе. Как проводит досуг, играет ли свою обязательную летнюю программу на пианино, пропалывает ли грядки? За огород мать переживала больше всего, опасаясь засухи, нашествия жуков и шелкопряда. По возвращении в Москву она собиралась заняться консервированием овощей и ягод. А когда Лина рассказала Марте, что за две недели насобирала целых четыре ведра клубники, та обомлела от счастья.
— Вот и хорошо, кушай на здоровье, — радовалась мать. — Витамины всегда лучше в живом виде. И мальчишек угости.
— Каких мальчишек? — растерялась Лина. Честно сказать, клубнику они с Филиппом уплетали за обе щёки на завтрак, обед и ужин.
— Ну каких-каких, нашего Лёшу, конечно, и этого… Филиппку своего. — Марта озабоченно вздохнула, явно не решившись озвучить свои мысли. — Надеюсь, он не слишком частый гость в нашем доме?
— Не слишком, — тут же соврала Лина, чувствуя, что от стыда щёки опаляет огнём.
И как, интересно, она будет объясняться перед матерью и сможет ли долго скрывать, что у них с Филиппом всё всерьёз и по-взрослому?
К концу недели погода внезапно испортилась. Над посёлком наползли тяжёлые тучи, дождь моросил с самого утра, уныло стуча по крыше и подоконнику. По дому гуляли сквозняки, и Лина с Филиппом до обеда не вылезали из постели, согреваясь теплом друг друга и слушая шум дождя за окном.
День пролетел незаметно в объятьях и шутливых спорах. К вечеру Лина ушла на кухню, оставив Филиппа в холле за учебниками, и провозилась со сдобным тестом не меньше часа, пытаясь испечь клубничный пирог по рецепту Элы. А грустные мысли так и роились в её голове. «Вот приедет мама, и мне придётся вернуться домой. Конечно, мы с Филиппом будем совсем рядом, но так бесконечно далеки друг от друга!».
Когда с тестом было покончено, Лина отправила пирог в духовку и выглянула в холл, на секунду задержавшись в проёме двери.
Филипп задремал, раскинувшись на подушке, раскрытая книга лежала у него на груди. Лина подкралась с улыбкой, укрыла пледом, подняв с пола тетрадь с конспектами лекций, и осторожно на цыпочках вышла из дома. Хотелось во что бы то ни стало остудить растревоженные эмоции.
Она остановилась на ступеньках крыльца и вдохнула дождливый воздух. Прохладный ветер ударил в лицо, взлохматил волосы, всколыхнул полы тонкого воздушного сарафана, пробрав до самых косточек. И даже толстовка с капюшоном не спасала от зябкой сырости.
Лина ловила ладонью холодные капли, срывающиеся с козырька, и грустила… грустила. Ну почему, зачем этот дождь? Они с Филиппом могли бы гулять по посёлку, сидеть у реки, засунув ноги по щиколотку в воду, или разжечь костёр из сухих веток и мечтать до самого утра.
Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Филипп, сонный, растрёпанный, но такой милый и родной.
— Лин, ты чего тут стоишь, заболеть хочешь? — Он обнял её со спины, словно заслонив собой от всех невзгод. — Ты вся дрожишь. Тебя беспокоит что-то? — Его заботливый голос взволновал до слёз.
Лина плотнее прижалась к нему, впитывая тепло его тела.
— Мне будет не хватать всего этого. Мне кажется, что я не смогу врать матери и притворяться, изображать беспечность. Для меня всё изменилось. Я изменилась, я стала другой. И ещё я боюсь, что она запретит нам встречаться.
— Не думай о плохом, я всегда буду рядом. И не нужно врать, просто поставить её перед фактом, что мы встречаемся.
— Ох… я даже представить себе боюсь реакцию матери. Она точно будет против.
— Не накручивай себя. Мы что-нибудь обязательно придумаем. И я хочу, чтоб ты знала: для меня тоже всё изменилось, если б не ты, я бы давно потух.
— Филипп… — всхлипнув, Лина развернулась к нему лицом и обвила его шею руками.
— У нас ещё уйма времени. Не думай ни о чём, живи здесь и сейчас. Идём. — И Филипп потянул её в дом.
Холл уже наполнился ароматом сдобы, и Лина, всплеснув руками, поспешила на кухню. Ну какая же она стала рассеянная!
Пирог успел подняться
