Играя с ветром - Евсения Медведева

– Кирилл! Отпусти! – девчонки, сначала смотревшие на все происходящее, как на спектакль, резко подкинулись и стали лупить Чибисова по спине. А ему хоть бы хны… Он абсолютно хладнокровно завёл руки Люськи за спину и нагло так нагнул её раком, упираясь пахом ей в зад.

– Отставить! – рявкнул он, обводя всех присутствующих взглядом. – Вы сейчас все у меня гуськом пойдете друг за другом! Обожаю дарить женщинам незабываемые ночи, дамочки, обожаю…

– Лёва! Лёва, скажи ему! – Катька цеплялась за платье Курочкиной, смотря на меня в упор. Тонкая стрейчевая ткань натягивалась, обнажая её грудь на радость некоторым. Кирилл то ли пытался прикрыть аппетитные формы, то ли откровенно лапал, пока медленно уводил возмущённую и рассыпающую статьями закона Курочкину. Наивная… Она ещё не догадывается, что сама выписала ему письменное разрешение.

До этого я оставался в тени, стоя у столба технической лестницы. Тайком наблюдал за испуганной Никой, в полнейшем ужасе закрывшей ладонями рот. А как только Царёва проорала моё имя, девочка обернулась…

В её глазах стал взрываться фейерверк эмоций. От непонимания, шока, радости и удивления. Но ещё там появилось что-то новое…

Она сжалась, стала как-то нелепо прикрываться, словно и не я это был… Словно разделяло нас не семь дней одиночества, а пропасть из тайн.

– Ника!

– Лёва, не подходи! – она рванул прочь от меня, как от огня.

– Чибисов! Я Мироше позвоню, они с Герой тебя самого в букву ЗЮ согнут!  Лёвка, ну помоги же!! – Сладкова пыталась отбить подруг, размахивала сумочкой, стремясь не зацепить Катерину, что балластом висела на шее Кирилла, и умоляюще смотрела на меня. Но я знал, что Курочкиной точно ничего угрожает, а обламывать их кайф постоянного противостояния не в моих правилах. Да и не мог я… Смотрел на мою нежную девочку, понимая, что пропал… Все эти дни, проведенные в разлуке, с такой силой ударили в самое сердце, что сдохнуть захотелось. Вдруг показалось всё неправильным. Всё!

– Я уже вызвал вам помощь, – кивнул на вход, где друзья уже прорывали оборону полицейского кордона, и только после этого рванул Нику за руку и потащил к чёрному ходу. – Кирилл! Скажи, чтобы выпустили!

Друг махнул пацанам, охраняющим выход, и плотная стена из мужчин в масках расступилась. Ника брыкалась, упиралась каблуками в пол, пока я не забросил её на плечо. И хорошо так стало… Не чувствовал её болезненных ударов, щипков, царапин. Жадно сжимал её сочную задницу, вдыхал аромат кожи, скользил пальцами по ногам, замедляясь под коленкой, и с удовольствием вбирал её трепет.

Я бежал, сам не понимая, куда. Просто забирал своё.

– Царёв! Помоги! – Ника увидела, что за нами выскочли и друзья, и стала еще активнее вырываться.

– Э! – Царёв одной рукой удерживал бьющуюся в истерике жену, а второй махнул в сторону мерина, стоящего за углом. Курящий на улице водитель намёк понял мгновенно и распахнул заднюю дверь.

– Отпусти, Лёва! Отпусти! Ты всё сказал мне уже!

– Так и ты в долгу не осталась, – забросил бьющуюся в истерике Нику в салон. – Прямо, Георгий Саныч… Едем прямо!

Водитель понимающе кивнул, и тонированная перегородка минивэна стала подниматься, скрывая нас от посторонних глаз. Эх… Шикарную тачку я выцепил на торгах для друга. Два дивана, мини-бар, тусклый свет неоновой подсветки по полу.

Дядя Гоша оказался мегасообразительным, поэтому, как только мы тронулись, послышался щелчок блокировки двери.

– Это похищение! – Ника открыла окно и закричала, вот только никому до неё не было дела. В бликующем полицейскими мигалками переулке кишел народ, вокруг клуба сновал патруль со служебными собаками на случай, если кто-то решит скинуть дурь. А у главного входа Чибисов лютовал, обыскивая Курочкину, распяв её на капоте своей тачки. Бедная Люсенька. Ей проще сдаться…

– Никто тебя не похищал, – я открыл холодильник и откупорил шампанское, плеснув в бокалы немного игристого.

– Я не пью! – упрямо сморщивает нос Ника.

– И давно?

– Неважно! Что ты хочешь? Лёв, выпусти меня. Неужели не понятно, что эти встречи только хуже делают? Мы наговорили достаточно друг другу, может, самое время остановиться? – Ника вырвалась из моих рук и ловко пересела на противоположный диван. Но уже молча… Долго смотрела в глаза, а потом выдохнула и дёрнула сбившиеся шелковые ленты, обвивающие её икры, скинула туфли и подобрала ноги под себя. – Любить мало! Мало! Это буквы, Доний, понимаешь? Когда человек любит по-настоящему, он сворачивает горы, душу рвёт, доказывая это!

Я наблюдал за ней, ощущая помимо физической потребности что-то иное…

Состояние полного дзена затапливало с головой. Понимал её без слов, без взгляда. Не нужны были эти условности, кожей ощущал раздражение, злость… Но напускным это было. Всё настоящим было, без театрального налёта, оттого и ценным.

– Души тебе драной нужно? – зашипел я, наклоняясь так близко, что кончиками носов столкнулись.

– Да!!!

– Когда отец ушёл, – я открыл окно и закурил, а уловив на лице Вероники мимику странного отвращения, выбросил сигарету. – Я проследил за ним. Оказалось, что живёт он в соседнем доме. Его новой женой стала учительница начальных классов из нашей школы, а ещё выяснилось, что его новому желанному ребенку уже несколько месяцев. Я стучал в их дверь, драл, как ты говоришь, душу в клочья, пытаясь доказать, что люблю его, но ничего не вышло. Поэтому доказывать мало, Вероника, нужно, чтобы другому человеку хотелось слышать слова, признания, а не удовлетворяться твоими ошмётками души. Иначе ты уходишь по морозу с разбитым сердцем, опустошением и пониманием, что твоя любовь никому не нужна. Никому не нужно уродство, никто не хочет ощущать слабость, сомнения, а к неверным поступкам относятся, как к чему-то заразному. Я привык, что нельзя быть слабым, нельзя любить, нельзя открываться… Запретил себе! Но я не могу запретить себе помнить чувства брошенного мальчика на пороге чужой квартиры, куда его никогда не пустят. И ты меня за порогом оставила, Никуль… Щёлкнула перед носом дверью. Так о какой тебе разодранной душе рассказать?

Ника вздрогнула, как от пощёчины. Щёки стали красными, пальцы спазмом впились в кожу на коленях, а грудь стала часто-часто вздыматься.

– Да, я обидела, отвернулась, убежала. Но я испугалась! Мне до сих пор страшно, – Ника смотрела в окно, пряча хрусталики слёз. – Я тебя намечтала, Лёва, понимаешь? И в моих грёзах ты был идеальным и только моим. Наверное, я должна была поступить как взрослая женщина и остаться рядом. Да?

– Я бы хотел, чтобы ты