Так бывает... - Надежда Михайловна
— Родька, он маленький, отец вот и рвется между ним и тобой.
— Я же уже большая, по словам матери, пусть живут как хотят!
Бабуля, будучи женщиной, битой жизнью, заставила дорогих родителей сделать размен квартиры, потом провернула с помощью друзей отца какой-то тройной обмен, и стали они жить с внучкой в двухкомнатной квартире, которую бабуля тут же отписала на внучку.
— Я помру, а у тебя чтобы свой угол был.
Люба стала замкнутой, серьезной девочкой, отец старался уделять ей как можно больше внимания, а мать... мать устраивала свою жизнь. Этот её дядя Толя не горел желанием дать ей свою фамилию, говоря, что он и так её безумно любит, что даст штамп в паспорте?
Люба не интересовалась, как и что у неё. Мать была довольна, что дочка ей не надоедает, особо не докучает, да и куда она её приведет? В пентхауз Толика? Толик давно четко сказал:
— Ты для меня много значишь, но никаких детей, родственников быть не должно!
Люба закончила школу, поступила на экономический факультет университета, но так и осталась необщительной, слишком сильно подкосило её в свое время предательство родителей. И если отец все так же помогал, интересовался, приезжал к дочке, то мать была вся в своих проблемах: косметические процедуры, спа-салоны, гимнастика — Толик как-то обмолвился, что у неё появился живот и свисают бока, хотя все подружки единодушно завидовали ей, её красоте и молодости. Она усиленно старалась быть по-прежнему нужной Толику, прощая ему мелкие 'шалости' типа поездки с друзьями на природу или в сауну, отлично зная, что там без девочек не обходится. Но делать было нечего — или делай вид, что тебя это не волнует, или... Ботокс, диета, тренажеры, а Толик в конце-концов нашел ей совсем молодую замену. Правда, она стрясла с него нехилую компенсацию — квартиру, машину и энное количество денег. Он неохотно, но пошел на это, слишком много она знала про него, молодого. И до дочки ли теперь уже светской львице, опять устраивающей свою жизнь?
Дочка давно не питала иллюзий, она твердо знала, что мать просто вычеркнула её из своей жизни. Отец стал прибаливать, и как-то так неожиданно для всех, на работе упал и все... в сорок шесть лет его не стало. Боевая и громогласная бабуля не намного пережила своего сына, и осталась Любаня одна, не считая сводного брата Родьки, который обожал свою сестрицу и частенько удирал к ней от начавшей злоупотреблять мамашки. Доучившись в школе, поступил в военное училище, здраво рассудив, что пока учится, будет и сыт, и одет. У Любы с мужчинами как-то не складывались отношения, может быть даже из-за матери, но вот сумел увлечь приезжавший в командировку Илья Бутов — внимательный, вежливый, обаятельный.
Люба и потянулась к такому мужчине, а оказалось — пшик, обиднее всего было, что только приехав к нему, узнала про женитьбу и все такое.
— Неужели нельзя было даже не словами, а смской написать? Ведь до последнего говорил: "Жду, милая, не дождусь", — расстроенно говорила Люба теть Марине и теть Томе, они как-то ловко сумели её разговорить.
— Ой, нашла о чем печалиться. Отвалилось дерьмо и ладно!
Устроили её работать к Шихареву в ресторацию, жить стала у Томы в квартире, оплачивая коммуналку. А Слава, Ванькин папка, ей понравился ещё с того момента, когда сынок вытащил её из под лестницы.
Но она и подумать не могла, что вот такой безбашенный пацан, очень напоминающий ей Родьку, почему-то захочет, чтобы она стала ему почти матерью а Славе — женой.
Все время, прошедшее с Нового года, она незаметно интересовалась этими так приглянувшимися ей, сыном и папой.
Больше всех про них рассказала теть Тома, которая была бывшей свекровью Люды. Люба изумлялась, как сразу её приняли друзья Люды и Вани, а Тома смеялась:
— Да Ванька у нас как барометр, если ему человек по душе — значит, стоит с ним дружить!
Так вот, постепенно, Люба много чего узнала про них. Когда Тома рассказывала про тетку — как звали с легкой Ванькиной руки Светку все, то у неё от жалости и обиды за такого пацана навернулись слезы.
— Ты, Люба, при нем не заплачь, он этого ужас как не любит, наши вон малявки и то это знают, при Ване плакать низя!
— Ваня ругается: — Чё ноешь, подумаешь, упал, вставай и вперед, ты, Егорка, мужик?
— Зик!
— Ну и чего, мужики не плачут.
А на Тасеньку ворчит:
— Не женюсь, будешь плаксой, любить не стану!
— Ты не смотри, что он может беспардонно что-то сказать, мало он тепла видел, Слава, конечно, и его мать всю душу в него вкладывают, а как он к своей второй бабуле прилепился — в момент. Не было у него самого главного — мамкиной любви, мы его все любим, он такой, его невозможно не любить, вредничает вот, ехидничает. А знаешь, как любит внимание, расцветает весь.
— А Слава?
— Слава? Когда в училище-то учился, первый бабник был, а вот, как про Ванькину болезнь узнал, и эта их бросила — мужик полностью для сына стал жить, досталось ему тоже, ой-ё-ё, а вот видишь, не стал сыну мамок приводить, трясется над ним. Это сейчас Ванька выздоровел, там много чего было, он морщится и много не говорит — все прошло и точка.
А Ванька нам жаловался:
— Никак папке жену не подберу. Все какие-то не те, вон, теть Люду сватал. Она сказала, что меня любит, а папка ну вот только друг.
— Любаш, ты к ним присмотрись, они оба такие надежные.
— Да мне, теть Тома, они сразу понравились, да вот только что я... девица с периферии, кроме Родьки никого, да и...
— Ой, не скажи. Ванька ведь типа рентгена уже тебя просветил.
Вот и поставил Ванька её перед фактом, а Люба почему-то поверила, что вот эти два мужика станут для неё самой настоящей семьей.
Как Ванька не торопил, Люба твердо сказала, что дождется каникул братика.
— Вань, у меня кроме Родьки никого нету, и эту радость я просто обязана разделить с ним!
Ванька, поворчав, согласился.
— Папка, вы это, как поженитесь, съездите куда-нить в отпуск, вон, хоть в Турцию, а мы с баб Паней на хозяйстве останемся.
Раевская умудрилась простыть в начале июня, вроде все прошло быстро, но кашель не прекращался. Сама фармацевт, она замучилась пить всякие сиропы-таблетки, но улучшения все не было, она начала худеть, сначала обрадовалась,