Отголоски тебя (ЛП) - Коулс Кэтрин

— Мне в основном нужен диван. Кровать есть.

— Джордан, конечно, молодец, — проворчал я.

— Не совсем. Он предупреждал, что домик в плохом состоянии, но я была в отчаянии.

— Ты же знаешь, можешь пожить у меня в гостевой.

Опасное предложение, но я всегда любил играть с огнем, когда дело касалось Мэдди. Правда в том, что мне никогда не было спокойнее, чем когда я засыпал, обняв ее. Никогда не спал лучше. Но те дни остались в прошлом. А я чертовски скучал по ним.

Мэдди принесла пару тарелок и две колы, села за стол:

— Здесь не так уж плохо. И мне нравится мысль, что я сделаю этот дом своим. Он будет таким, каким я захочу.

Я нахмурился, садясь рядом:

— А с прошлым домом так не было?

Если бы моргнул, пропустил бы легкую заминку, когда она опустилась на скамью.

— У Адама и меня были разные вкусы.

Одно его имя раздражало меня. И, глядя на подругу, я понимал: это только верхушка айсберга.

— Он не позволял тебе делать то, что хочешь?

Мэдди открыла коробку, запах сыра и мяса наполнил воздух:

— Это был наш дом, приходилось идти на компромиссы. Здесь же не придется. Все мое.

Почему-то казалось, что компромиссы были в одни ворота.

— Как прошло обучение поисково-спасательной службе? — спросила она, явно желая сменить тему.

Я не стал настаивать. Не хотел говорить о том придурке. Взял кусок пиццы:

— Хорошо. Отличный набор новичков. Дэн МакКоннел и Кевин Селлерс пытались попасть в команду.

Пальцы Мэдди замерли на крышке банки:

— Не похожи они на командных игроков.

— Потому что ими не являются. Холт вычеркнул их через пять минут.

— И правильно. В вашей работе нужно быть единым целым.

Я кивнул, откусил пиццу:

— Когда обустроишься, присоединись к кинологам. Уверен, им пригодится твой опыт.

В глазах Мэдди мелькнула тень, и я напрягся:

— Что?

Она покачала головой:

— Ничего. Просто давно не практиковалась.

Я посмотрел на женщину, которую знал почти всю жизнь. Она всегда умела ладить с животными, особенно с собаками. Я уже сбился со счета, сколько бездомных она подобрала. Пугливых или агрессивных — она находила к ним подход. Работала в приюте, училась у кинолога. Но главное — это был ее дар.

Мысль о том, что Мэдди не занималась тем, что было частью ее души, не давала покоя:

— Почему?

Она вертела в руках корочку пиццы.

— Просто была занята, наверное.

Голос стал тихим, словно пропитанным тенью стыда. У меня внутри все сжалось.

— Ну теперь у тебя будет время.

Мэдди подняла голову, на губах мелькнула едва заметная улыбка.

— Будет.

Эта крошечная улыбка сняла с меня половину напряжения.

— Вот и отлично.

Она снова зажжется, вернется её огонь и вкус к жизни. Я об этом позабочусь.

Мэдди откусила кусок пиццы и тихо застонала от удовольствия. Звук мгновенно отозвался у меня ниже пояса. Тело среагировало быстрее, чем мозг успел приказывать успокоиться. Я представил холодный душ. Грязную раздевалку на участке, которая вечно воняла носками, сколько бы ее ни драили.

— Боже, — пробормотала Мэдди с набитым ртом. — Я так скучала. Это лучше секса.

Я едва не подавился. Последнее, что мне было нужно, чтобы из ее уст прозвучало это слово.

— Правда, мне не нужны подробности твоей интимной жизни, Мэдди, — буркнул я. Всю взрослую жизнь я предпочитал делать вид, что ее у нее не было.

— Заткнись и дай мне насладиться моментом.

Я посмотрел на нее и застыл. Она будто достигла просветления. Глаза закрыты. Голова откинута назад. Чистое блаженство на лице.

Мэдди открыла глаза, и румянец залил щеки.

— Ты пялишься.

Я выкинул из головы все эти чертовы соблазнительные картинки.

— Никогда не видел, чтобы кто-то так рвался к пицце.

Она скомкала салфетку и запустила в меня:

— Ты ужасен.

Я перехватил ее запястье, потянул к себе и, обхватив, начал щекотать в бок:

— Что ты сказала?

— Нэш! — взвизгнула она, разразившись смехом. Но когда я попал в ребра, она вскрикнула.

Я замер:

— Мэдс?

Она отодвинулась:

— Прости, просто свело бок.

Но этот звук... Так не кричат от судороги. Это была боль.

Я действовал на инстинктах, приподнял край ее футболки. Все вокруг исчезло. Я слышал только собственную кровь в ушах. Зрение сузилось до одного места на боку Мэдди.

Передо мной было месиво цветов. Черное, фиолетовое, синее, зеленое. И все в форме отпечатка ботинка.

Дыхание сорвалось на рваные вдохи, ярость поднималась лавиной:

— Кто. Это. Сделал?

5

Мэдди

Я видела, как по Нэшу прокатывались волны ярости. Каждая новая мысль будто врезалась в него. И я ненавидела это. Ненавидела, что мои ошибки и моя слабость причиняют ему боль, что он может обо мне подумать…

— Никто этого не делал. Я упала, — слова сорвались с губ так легко, будто это было дыхание. И я снова возненавидела себя. Сколько раз мама учила меня этим отрицаниям, когда речь шла о моем отце? Упала с велосипеда, с дерева, ударилась, прыгая с кровати.

Каждая маленькая ложь вырезала по кусочку из моей души, и вот я снова пускаю их на волю. Но эта ненависть к себе стоила того, если могла хоть немного унять ту ярость, что рвала Нэша изнутри. Я готова была платить эту цену снова и снова.

Ноздри Нэша раздулись:

— Это, черт побери, след от ботинка у тебя на ребрах!

Его слова прозвучали хриплым рыком, словно вырвались когтями из горла.

Я застыла, сковавшаяся невидимым страхом. Хотелось убежать, спрятаться от его гнева, от правды… от всего. Но я не могла. Будто страх держал меня в клетке.

Лицо Нэша изменилось мгновенно. Ярость исчезла. Взгляд смягчился, хотя дыхание еще было неровным.

— Мэдди.

Он пододвинулся ближе, движения мягкие, руки опущены, будто подходил к раненому зверю. И в каком-то смысле так оно и было. Но страх не отпускал меня. Реакция запустилась, и я не могла её остановить. Будто наблюдала за собой со стороны, покидая тело.

— Мэдди?

В его голосе звучало столько тревоги, что глаза мои защипало.

Его пальцы коснулись моих рук медленно, почти мучительно осторожно. И только тогда я поняла, что дрожу — мелкой дрожью, как лист на ветру.

— Ты знаешь, что я никогда не причиню тебе боль. Правда?

В этих словах была боль. Чистая мука. Она сломала во мне что-то.

— Я… я знаю.

— Хорошо, — Нэш заключил меня в объятия, мягко притянув к себе.

Я вдохнула его запах. Дымчатый кедр, смешанный с чем-то, что я никогда не могла определить, обвил меня, помогая унять панику. Этот аромат всегда значил для меня одно — безопасность.

Сколько раз Нэш обнимал меня после особенно тяжелых ночей с мамой? Сколько раз, когда я просыпалась от кошмара и нуждалась в ощущении защиты? Слишком много, чтобы сосчитать.

Этот запах был впаян в мою память. Я когда-то умоляла дать мне его футболки, лишь бы сохранить рядом этот аромат. Чтобы перебить дома запах сигарет и старого алкоголя. Когда запах выветривался, я меняла футболку на новую.

Одну я взяла с собой в Атланту. Долго она не продержалась, кедровая дымка исчезла, но я все равно хранила ее. Утыкалась в нее, когда становилось слишком тяжело.

Когда Адам понял, чья она была, он ударил меня так, что я потеряла сознание.

С невероятной осторожностью Нэш поднял меня и усадил к себе на колени.

— Я рядом, Мэдс.

Слезы жгли глаза. Все, чего я хотела, — это развалиться на кусочки и позволить Нэшу собрать их все, как он делал всегда. Но я не позволила. Нельзя вечно опираться на него.

Нэш провел ладонью по моим волосам, успокаивающе, словно снова убаюкивал дикого зверя.

— Прости, — сорвалось с моих губ.

Его рука замерла лишь на миг, потом снова заскользила по волосам:

— Тебе не за что извиняться.

Но было. Так много, что я давно сбилась со счета. Влюбиться в красивую картинку, поверить в Адама. Дать ему отдалить меня от самых дорогих людей. Верить каждому сладкому «прости». Оставаться, хотя знала, что он не изменится.