Так бывает... - Надежда Михайловна

— Баб Пань, — делился с ней вечером Ванька — молодые где-то гуляли, — папка, смотри, какой ща стал, лыбится все время, сияет, и я доволен!

Родька оказался невысоким, крепеньким таким парнишкой, Ваньке до плеча. Поскольку они заочно уже подружились, проблем с общением у пацанов совсем не возникло. Они наоборот, чем-то дополняли друг-друга — Ванькина неуёмная энергия сдерживалась серьезностью Родьки.

Люба настояла категорически на скромной регистрации:

— Слава, нет и нет, я не жадная, но нечего зря транжирить деньги, у нас вон сколько расходов впереди, давай не будем показухой заниматься.

— Любаш, мне все равно, как будет, главное — ты у нас есть теперь!

— Вот, здесь распишемся, посидим в ресторане, а на выходных у Стасовых все ждут нас. Слава, я тут подумала... а давай ты Георгия в свидетели возьмешь? Видишь ли, Лариска, что приедет свидетельницей, она у меня такая славная девчонка, а вот с мужчинами не везет. Все какие-то недалекие попадаются, может у них с Гошей симпатия случится?

— Не проблема!

Приехавшая подружка Лариса понравилась всем: хохотушка, такая вся сбитая, крепенькая, темно-рыжая,("Не рыжая, а цвет волос, как у Тициановских женщин!" Ванька почесал лоб:-Не знаю такого, посмотрю!) с милыми конопушками на лице, она сразу стала своей, даже Рэя приняла её.

Девушки с утра пошли наводить марафет, мужики наглаживались, намывались, Ванька налачил свои вихры, чтобы не топорщились и сиял больше жениха. Девушки пришли красивые, папка засветился весь при виде Любаши, а Ванька тихонько шепнул принаряженной баб Пане:

— Давно бы так!!

Приехал Георгий с шикарным букетом, и на двух машинах поехали в ЗАГС. Все было торжественно, красиво, даже Ванька проникся — стоял невозможно серьезный. Потом поехали по Москве, покатались и в ресторан, где замечательно посидели, Ванька и баб Паня любовались своими молодыми, а Гоша очаровывал так понравившуюся ему Ларису.

— Вань, — шепотом спросил он у него, когда девчонки ушли 'попудрить носик', - Вань, как?

— А, понял наконец-то, что Иван немножко видит? Дядь Гия, — Ванька почему-то всегда звал его на грузинский манер, — самое то, что надо! Я и сам бы на такой женился, потом, кароч — таможня дает добро!!

Ванька с Родиком и баба Паня запросились домой

— Там же Рэйка ждет, и ваще — гуляйте, а у нас с Родькой столько дел!!

Ребятишки уехали, а две пары ещё долго сидели, разговаривали, танцевали, смеялись.

После ресторана поехали на Поклонную гору, долго бродили там, дождались рассвета и уставшие поехали спать.

Гоша добился-таки согласия Ларисы — задержаться здесь на недельку. И с нетерпением ждал пятницы — два дня оставалось, чтобы поехать к Стасовым и отцу. Похоже, не отпустит он эту рыжую конопушку от себя, Ванька же одобрил.

Светка приятно удивилась — в санатории было не очень много людей, все больше в возрасте матери, и никто не лез с разговорами, после того, как в первый же день она осадила не в меру любопытную соседку за столом.

Впервые за всю жизнь она наслаждалась малолюдьем, хотя до страшного приговора терпеть не могла быть одна. Она бродила по тропинкам, протоптанным отдыхающими через сосновый бор с корабельными, стройными соснами, дышала смолистым воздухом, подолгу сидела у небольшой речушки, о чем-то негромко говорящей окружающим её соснам.

Мыслей в голове было мало, она старалась не копаться в своей душе, понимая, что начни, там поднимется столько...

Одно только никак не укладывалось в голове — как это её и не будет? Ну ладно, после пятидесяти или позже, но в тридцать пять, когда ещё столько впереди???

Пару дней назад в корпусе было какое-то шевеление, приезжали какие-то шумные, громкоголосые люди, привезли старичка, смешного такого, в старомодном беретике, сморщенного, но бодренького и улыбчивого. Соседка по столу сказала, что это старший брат их главврача, Федора Федоровича, приехавший из Израиля

— Они как нашлись, старший вот и приезжает каждый год к братику. Хотя у них там одно Мертвое море чего стоит, но старшенький уперто приезжает сюда.

Сегодня небо нахмурилось, дождь все не начинался, в корпусе сидеть, смотреть очередную муру или про несчастную любовь, или про ментов — себе дороже.

Светка накинула ветровку, взяла зонт и пошла бродить по привычному уже маршруту. Ходила до изнеможения, устала, пошла на ближайшую лавочку, отдышаться — там сидел, опираясь сложенными руками на палочку, этот дедок из Израиля.

— Садитесь, милая девушка, посидите возле старика. Знаете, когда рядом молодость — сам невольно взбодряешься и хочется выглядеть ого-го каким. — Он хитренько улыбнулся. — Как зовут Вас, милая девушка??

— Света!

— Красивое имя, а Вы знаете, что по святцам Вы — Фотинья? Жуковский придумал это имя в своей балладе.

— Да что-то слышала.

— А я вот — Аарон Моисеевич! К брату приехал, Якову.

— Но народ говорит, что вы брат Федора Федоровича?

— Правильно, только при рождении он был Яков Моисеевич!

— Как это? — заинтересовалась Светка.

— Да жизнь, милая Светлана, иногда такой фортель закручивает... да... Если вы не спешите, и пожелаете выслушать старика, а мы к старости любим поговорить о былом, то...

— Не спешу, наоборот.

— Я из семьи, так называемых — местечковых евреев, белорусского Полесья, самый старший, а Яков — Феденька, он самый последний — последыш-поскребыш, всего нас было семеро, пять девочек и мы с братом. Меня призвали в сороковом на действительную, в восемнадцать лет, родители изо всех сил старались дать нам образование — я и старшие девочки учились в Мозыре, есть такой город в Гомельской области. Меня после окончания десятилетки — призвали, а братику тогда только два и исполнилось, да... — Он замолчал, посидели так, потом Аарон встрепенулся.

— Простите, далеко ушел мыслями... Как вы знаете, через год — война, и все такое прочее, что связано с евреями. Конечно, мои родители не успели никуда уйти, понадеялись, что как-то да обойдется, жили-то в селе, не в городе. Не обошлось. Сгоняли их в гетто, шли по жаре, Яков-малец простудился, родители несли его на руках... он, скажем, почти умер. Вот и оставили его в деревушке, через которую они брели. Мать видела женщину, которая с жалостью смотрела на всех измученных людей, потом увидела больного малыша, как-то дернулась, пошла рядом по обочине и негромко, как бы себе сказала:

— Оставляй сыночка, я в травах разбираюсь — постараюсь вылечить и спасти его, знаете ведь, куда вас гонят, а он светленький, сыном будет, дочку вот у меня