Дочь майора Никитича (СИ) - Липницкая Ольга

– Андрей! – отчаявшаяся женщина рванула к окну.

Никитич, не скрывая злобы и неприязни, стоял посреди собственного двора, недобро оглядывая всех приезжих.

– Я спрашиваю, на каком основании вы тут находитесь? – рявкнул он так, что даже хабалистые тетки из опеки съежились.

– Поступил сигнал… – несмело начала заезженную песню самая противная.

– От кого? – грубо прервал ее Никитич. – От нее что ли? – недобро кивнул на учительницу. – Так вы ее саму лучше проверьте! А то у нее стаж в лицее, который уже три года закрыт!

Училка побледнела, отступила на шаг назад и будто даже присела.

Лейтенант ППС удивленно и заинтересованно на нее посмотрел, а тетка из опеки растерянно заморгала.

Но!

Она же была не одна!

– У нее нет на детей документов! – взвизгнула та, что представлялась инспектором ПДН.

– Конечно нет, – пробасил Никитич. – Я забрал, – кивнул он и полез за пазуху. – Регистрировать ездил…

И медленным, уверенным жестом майор Соколовский достал из внутреннего кармана свидетельства о рождении. Два.

Глава 11

Тетки замерли в недоумении. Та, что размахивала корочкой инспектора ПДН, с немым вопросом в глазах посмотрела на Нину Аркадьевну.

Но училка ни на какой вопрос сейчас ответить явно не могла. Губы ее дрожали, по вискам скатывались капельки пота, а кулаки сжимались в нервном бессилии.

– Так, может, вы ответите на мой вопрос? – очень грозно и уверенно обратился к представителям официальных инстанций майор. – Что вы все тут делаете?

– Позвольте! – коротко, официально, отработанным до автоматизма тоном парировал младший лейтенант ППС.

Он сделал шаг вперед, принял из рук Никитича два ламинированных листа. Его взгляд скользнул по тексту, задержался на именах. Уголки его рта дрогнули в едва заметной ухмылке.

– Евгений Андреевич и Евгения Андреевна, – пробормотал он себе под нос с одобрительной интонацией, оценивая выбор имен. – Поздравляю! – уже громко сказал он, с чувством пожимая майору руку, демонстративно показывая всем, чья сторона закона. – Мужики, в машину! Задание выполнено.

Взял под козырек, развернулся на каблуках и быстрым, четким шагом удалился к своей старенькой “Ладе”, на которую была нанесена потускневшая от времени спецокраска. Дверцы патрульной машины захлопнулись с сухим щелчком.

Тетки из опеки синхронно присели и переглянулись. В их глазах явно читалось желание тоже поскорее отсюда убраться.

– Ну? – сдивнул брови Никитич.

– Мы, пожалуй… – начала мямлить одна из них.

И в эту минуту к воротам подъехала еще одна машина!

Из нее буквально выпрыгнул сухонький мужичонка в очках.

На нем была надета синяя прокурорская форма, а к груди он прижимал дорогой кожаный портфель.

Мужичок дышал так, словно бежал сюда, а не ехал! Лоб его покрылся испариной, грудь яростно вздымалась.

– Постойте, постойте… – резко скомандовал он, моментально оценив ситуацию. – Позвольте узнать ваши должности? Предъявите документы! – он говорил тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения и не привыкшего встречать сопротивление.

– А вы кто такой? – привычно нагло взвизгнула самая толстая тетка.

– Вот пожалуйста, ознакомьтесь! – мужичонка сунул тетке под нос удостоверение, распахнутое привычным жестом.

Та даже не побледнела. Позеленела.

А прокурор обернулся и чуть сконфуженно посмотрел на Чибиса:

– Извините, Юрий Петрович, быстрее не мог.

– Ниче, ниче! – покачал головой тот, кого в деревне по-прежнему иногда называли Иваном Ленкиным. – Вы как раз вовремя.

– Итак, дамы! – резко сменил тон мужичонка в синей форме. – Я жду. Ваши служебные удостоверения, все ордера, постановления и прочие бумаги, давшие вам основание для этого беспредела. Немедленно.

Женщины странно попятились, но за их спинами уверенно сложил руки на груди бывший все время тут Евген…

В общем, ситуация накалялась.

– Так, – тряхнул головой Никитич, с чувством глубочайшего удовлетворения наблюдая за этой метаморфозой. – Я уверен, вы тут без меня прекрасно разберетесь.

И сделал шаг к дому, обеспокоенно глядя на окна.

.

– Ну крошечка, ну сейчас…

Плачущая Марийка раскачивалась на диване, пытаясь всунуть грудь натужно орущему младенцу. Малыш выгибался дугой на руках у матери, с силой колотил пятками по воздуху.

Ведьмочка отвернулась спиной к двери, стиснула зубы, сгорбила плечи… Будто все еще пыталась спрятаться, детей спрятать.

– Мария! – раздался родной голос с крыльца. – Родная, открой!

Задвижки.

Конечно. Их не открыть с улицы…

Положила младенца в люльку, встала, пошатнувшись, не вытирая мокрых щек, шагнула в темный коридор…

– Марийка! – бросился к ней муж.

– Андрей, – ее голос сорвался на шепот, губы задрожали, – у меня молоко пропало!

Соколовский замер в немом ужасе.

Хотя слов в этой ситуации было и не нужно. Два крохотных ребенка очень доходчиво выражали всю серьезность происходящего яростным ревом.

– Даша еще кормит! – выкрикнул все слышавший Расков. – Сейчас!

Рванул к калитке, бегом пустился по дороге, перепрыгивая через ленивых сонных кур…

Чибис недоуменно крутил головой, но стоял на своем, разбираясь с тетками их опеки.

– Ваши непродуманные действия привели к прямым негативным последствиям для здоровья матери и детей! – строго, с ледяной официальной интонацией произнес прокурорский работник, убирая изъятые документы в свой потертый портфель. – Пройдемте, я думаю, нам надо все обстоятельно обсудить в присутствии вышестоящих административных работников, – он обернулся к Чибису: – Юрий Петрович, мы с ними, наверное, в сельскую администрацию.

Чибис только кивнул.

Он не спускал взгляда с Никитича и Марийки.

– Ну милая моя, ну лапушка, ну солнышко! – прижимал к себе жену Соколовский, баюкая ее на груди. – Смотри, смотри, что у нас есть! – он всунул ей в руки ламинированные зеленые листы.

Сам шагнул в кухню, подхватил детей. Обоих одновременно.

– Сейчас, сейчас… – принялся смешно приседать. – Сейчас придет тетя Даша…

Тетя Даша, а точнее Дарья Сергеевна Раскова – ударение на единственную “о”, не пришла, а прибежала. Запыхавшаяся, растрепанная, но, как всегда, с решительным взглядом и твердым голосом.

Без лишних вопросов выхватила у Никитича одного из младенцев.

– Пойдем, поможешь, – потянула Марийку за руку.

Женщины закрылись в спальне, и вскоре там установилась благоговейная тишина.

А почерневший от ярости Никитич вышел во двор, где все еще ждал его Чибис.

– Куда они пошли? – глухо прорычал майор, глядя на друга.

– Андрей, с ними разберутся! – выставил ладони Чибис. – Не наделай глупостей!

– Глупостью было не придушить эту змею сразу! – стиснул кулаки Соколовский и решительно шагнул за ворота.

Глава 12

В висках стучало, горло сжимал тугой, тошнотворный ком, а в животе будто проваливался ледяной осколок, вымораживающий все на своем пути. Каждый мускул был натянут как тетива хорошего лука. И ярость готова была выплеснуться, как пучок острых стрел, разящих все на своем пути.

Скотины. Бюрократическое отродье. Конченые мрази.

Слова, жгучие и бессильные, метались в сознании, не находя выхода. Как они посмели? Сунулись в дом Никитича. Кто ж настучал? И, главное, зачем?

К зданию сельской администрации, уродливому коробку из силикатного кирпича, он подбежал, не чувствуя под собой ног. В ушах стоял звон – отголосок детского плача и Марийкиных сдавленных всхлипов.

Дверь в кабинет была распахнута. Оттуда лился унылый, жалобный голос:

- Ну мы же из лучших побуждений! Исключительно!

Воздух казался спертым и густым, пахло пылью, дешевой типографской краской и растворимым кофе. На стульях, покривившихся на неровном полу, восседали те самые три фурии. Та, что с тонкими, поджатыми губами оправдывалась, чуть не плача. Другая, с лицом из застывшего теста, сидела с видом непоколебимой идейной мученицы. Третья, та, что из КДН, холодными, пустыми глазами изучала потолок, будто все это ее не касалось.