Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

Олег Николаевич Слоботчиков, Mирлан Наматов, Эльмира Ceйтимoвнa Адильбекова, Нурлан Аманович Наматов

Наследие Рима. Том 2. Крестовые походы

Слоботчиков О.Н., Наматов M., Адильбекова Э.С., Наматов Н.А., 2024

АНО ВО «УМЦ», 2024

Введение

Была ли такая вещь, как международные отношения, в Средние века? Ученые международных отношений (IR) обычно не обращали особого внимания на средневековую эпоху, но в своей новой книге «Теоретизация средневековой геополитики: война и мировой порядок в эпоху крестовых походов» Эндрю Лэтэм предлагает переосмысление позднесредневекового европейского государства и война[1].

Автор имел в виду две аудитории, когда писал эту книгу, – средневековые специалисты по международным отношениям и ученые по международным отношениям о средневековье. На самом деле, его главная цель состояла в том, чтобы заставить сообщество международных отношений (IR) выйти за рамки системы и экзотизировать средневековье и признать, что международная система позднего средневековья была, по сути, международной системой и поэтому достойна изучения IR-ученых. Преобладающий здравый смысл (по крайней мере в IR) состоит в том, что это была эпоха нестатистской «феодальной гетерономии», радикально отличавшейся от ранней современной международной системы, которая заменила ее где-то между серединой XVI и серединой XVII веков.

Согласно этой точке зрения, позднесредневековый транслокальный порядок не был международной системой, правильно понятой по той простой причине, что он не включал суверенные государства, взаимодействующие в условиях анархии. Скорее, или так, как принято считать, позднесредневековый мир был населен широким спектром качественно различных типов политических единиц – Церкви, Империи, королевств, городов, городских лиг, феодовассальных сетей и т.д., – взаимодействующих в рамках различных иерархий (феодальной, правовой, космологический) и действующих в соответствии с неисключительной территориальной логикой.

С этой точки зрения суверенитет, ключевое требование для возникновения как государства, так и собственно государственной системы, не появился в истории до самого конца игры, когда он был «изобретен» ранними мыслителями Нового времени, такими как Никколо Макиавелли, Жан Боден или Томас Гоббс[2].

В то время как некоторые ученые – например, Хендрик Спрейт – готовы проследить происхождение суверенного государства до экономического развития в XIII веке[3].

Цель написания этой книги заключалась в том, чтобы продемонстрировать, что это глубоко ошибочная характеристика позднесредневекового миропорядка, которая в современной историографической литературе в значительной степени неоправданна. К середине XIII века конвергенция новых или возрожденных дискурсов суверенитета, территориальности, публичной власти, «короны» и политического сообщества породила новый «глобальный культурный сценарий» суверенной государственности, который был принят в различных масштабах вокруг различных социальных сил и через различные институциональные образования в каждом уголке латинского христианского мира.

По всему региону политические власти – будь то имперские, королевские, княжеские или муниципальные – приняли новые законы, расширили и укрепили свой судебный потенциал, разработали новые и более эффективные способы получения налогов и других доходов, совершенствовали и расширяли механизмы государственного управления и делопроизводства, а также развивали все более обширные сети патронажа и влияния.

Эти события развивались по-разному в разных контекстах, что привело к появлению ряда отличительных типов форм государства: империя отличалась от королевств, таких как Швеция, Франция или Арагон, и они отличались не только друг от друга, но и от княжеств, таких как герцогство Бретань, города-государства, такие как Венеция, папские государства и государства в Прибалтике, управляемые Тевтонским орденом. Но это разнообразие не должно скрывать тот факт, что общий, исторически специфический сценарий государственности был принят в латинском христианском мире.

Выраженные на языке теории IR различные формы государства, которые кристаллизуются в течение этой эры, возможно, были структурно дифференцированы, но они были функционально изоморфны (с точки зрения их общего конститутивного идеала и его практического выражения). В конечном счете все они были позднеесредневековыми государствами, но тем не менее государствами. Попытки зарезервировать этот ярлык исключительно для таких королевств, как Англия и Франция, и охарактеризовать другие формы правления (империя, княжества и городские коммуны) как какие-то категорически разные (то есть как нечто иное, чем государства), означают неправильно понять «состояние государства» в позднем Cредневековье.

Что касается средневекового сообщества, тo цели были несколько менее амбициозными: ввести теоретическую основу (конструктивизм), способную более полно объяснить некоторые основные моменты, о которых Джон Уоттс написал в своей замечательной книге «Создание политики»[4].

Аргумент Уоттса в этой книге заключается в том, что процесс формирования европейского государства можно изучать как политический феномен, не обращаясь к какой-либо «более глубокой» социально-экономической динамике или причинам. Это хорошо, насколько это возможно, но мы думаем, что утверждение о том, что создание политик может быть изучено таким образом, требует разработки политических процессов, посредством которых фактически создаются политики и их производная «международная» система. В своей книге автор адаптировал концептуальные рамки конструктивизма, акцентировал внимание на том, что является ключевым фактором, способствующим возникновению того, что мы согласились ошибочно охарактеризовать как «суверенное государство» (фактически триумф королевства) в начале современной эры: появление конститутивного идеала «корпоративно-суверенное государство», которое стало доминировать в политическом воображении латинского христианского мира к XIII веку.

Kоролевство одержало победу над другими формами политики в XVI веке по той простой причине, что основополагающий дискурс корпоративно-суверенного государства, возникший в XIII веке, дал преимущество этой политической форме перед всеми остальными, что в конечном итоге позволило этим принятием сценария королевства вытеснить или подчинить тех, кто принимает конкурирующие сценарии государственности.

По сути конституционный идеал корпоративно-суверенного государства отличал королевство от других господств и княжеств и наделял его законным требованием юрисдикции над всеми другими временными полномочиями в рамках воображаемых «исторических» границ королевства.

В результате, когда эти различные проекты государственного строительства столкнулись, королевство почти всегда имело существенное нормативное преимущество перед своими конкурентами: будь то в контексте судебного разбирательства, дипломатии, посредничества или войны, претензии королевства почти всегда считались более законными, чем те, кто обладает меньшими полномочиями.

Конечно, это преимущество не всегда приводило к немедленному политическому успеху; материальная способность обеспечивать исполнение или защиту юрисдикционных требований также имела большое значение, равно как и способность мобилизовать экономические и военные ресурсы для выполнения этих требований.

И даже когда королевствам действительно удавалось привести другие государства в свои конституционные рамки, они часто (вначале, по крайней мере) делали это на основе политических сделок, которые оставляли подчиненному государству существенные «свободы» и права на самоуправление. Тем не менее, пересматривая историю «создания политик» между XII и XVI веками, трудно избежать вывода о том, что генотипически превосходящее королевство «суждено» рано или поздно одержать победу над своими конкурентами.

Создание идеала королевства как превосходящего его