Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев
Меняли товар по Дреговичем зимьем, три дни после Солнцеворота, и об осень, на Влесов день. Быша торжища у Случья, Бересны и Непра; в Погостье, еще в старых Менцех на Припади; игрались игрища, и сходилось на затеи людье из градей и селищ.
Ингда в сумненье: что искушати судьбу? Маюсь, пугаясь неведомого, тянет к жизни и не нахожу (ее) следов, а расстаться жаль. Злая сила мутит, но не мерю своим аршином, на все провиденье Могожи: одни ли мы твари? для себя ли созданы? Достойнейшие из предков рекли: «Искушай, не стомляючись, понеже сто-мишься, не искусив». И се истина: постигаемое – жизнь, постигнутое – память о временах. Боязно человецу, ищет спокойствия, оттого беспокоен, и нет замирения в душе. Сице племя: пусть искушает судьбу, будет крепко и жизнелюбиво; меч в поножех скорее тупится, изреченная мудрость уже оглобли уму. Хотя без оглобель куда поедешь? Бози не считаются (с нами), верша события: хощеши мира, ан идут на тя бранитись, хощеши прозрения, блуждаешь в сумерках, хощеши веселия, потрясает скорбь, хощеши живота, глядь, смерть уже на пороге. Але ведь и бози беззакония не творят: топор не летает и жбан не квакает. От людей правда, над людьми же она; заблуждается мнящий, будто держит в руце (ее). Искушати судьбу, чем бы ни окончилось, – се истинно, коли в искушении свет души, проникшей в простор; легче не будет, проще не будет, радостнее и свободнее не станет, и чело-вец плывет от берега начала к берегу конца.
Час искушенья настал, надобь деяти, а медлят, на-добь решатись, а сомневаются: казаре, поразметанные сорочинами, вновь напитались силой и подступили. И послал Луд, вождь Руси в Запорожех, ко князем сло-веньским: «Се грядут от Дона и от Сурожья [54], раскопы-тили землю, расплескали реки, в ерузи оборотили дороги». Отвещали князи: «Нас не тряси, мы како вси. Ранын пересиливали и днесь пересидим». Дали полки свои токмо деревляне, сиверы и дреговичи, другие не дали. И встали у Порогов, сколько собралось, – без малого 20 тысяч. Казаре же привели 50 тысяч; и не захотели губити (свою) силу, зная, что не бегает словень с поля брани. Реша послы хакана: «Не станем воэвати ни Руси, ни Деревлян, ни Дреговичей, ни Сиверей. С других же возьмем дань. Коли они не ропщут, вам зачем?» И думали, что ответить. Рече Луд: «Обманут казаре, ибо не верят единому богу [55]. Але не станем биться за неразумных братьев, сбережем соузье, недалек час испытанья». Бовша рече: «Небо накажет неразумных. Спасем хотя бы Кыев, нет на Словеньской земле града богаче и крепче». Рече Луд к казарем: «Отселе Русь сядет в Кыеве». И вошло словеньское войско в Кыев, Полянские же мужи с князем своим повсюду вопили: «Изменники! Братоубийцы!» И побежали в Черниги, проклиная Русь. Встужил Луд, жалея, что послушал Бовшу: «Како докажу ныне, что заступник Кыеву, а не тать? Како уверю в дружбе не проницающих мои добрые замыслы?»
И се прошли казаре с мечем по Полянем, Радимичем, Ватичем и Кривичем, уставив тяжкие дани; Непр же не переступили, боясь, как бы Русь не сложилась с уграми; угры ведь рассорились с хаканом, не пожелав служити холопеми, и грозили войною; с русичами же водили в тот час дружбу.
И вступили казаре в Ильменьский край. Покорилась меря и некие роды из веси, другие же оратились, прося о подмоге ильменьского князя Водиму, сына Еолхва, почти отрока, але по храбрости зрелого мужа. Водима стоял в Ладожи, идеже от века словень ладила и снаряжала корабели. И нанял Водима в войско случившихся в Ладожи варяжских гостей, обещав серебра. И ударив всей силой, смял казарей и рассеял по словеньским просторам. Угры, одушевясь, в свой черед погнали казарей к Сурожу и за Малый Дон; але тамо уперлись казаре и стояли крепко, обротав лестью русь по Доне и по Купани.
Рече Луд: «Дымят и сипят казаре, яко головня в угасшем кострище. Пойдем к ромеям, получим, что не додали (они нам) при Бравлине. Вот и таврские греки давно не присылали подарков, обещали же первому князю на Словени. Аз есмь первейший». Сице помышлял о себе Луд, уверившися в сопутье удачи и покровительство бозей. Самомненье же уловляет мужа пуще язвы. Отвращал Бовша (Луда) от нелепых помыслов: «Инакш сыщи долги. Пусть помогут в Таврах супроть казарей». Луд же уперся: настает час, и сильный не чует уже предела силы, и разумному кажется, что все разумеет, – роковой час гордыни и изгубленья трезвых. Рече Бовша: «С тобой не пойду, пойду с Водимою, ибо снова поднимаются казаре. Ты же гордец, кто назвал тя первейшим в Словени, опричь самого и блюдолизов?» И отложились (также и) Деревляне. Взъярясь, Луд послал за варяземи, обещая (им) больше серебра, нежели дал Водима. И пришли варязи из-за моря, числом до тысячи; и было то изменой Словеньской земле: Водима позвал варязей в нуждах, Луд из-за блажи.
Сице взмутилось по Словени, и неспокоило в сопре-делех [5б]; засомневались люди в справедливости, бози же покидают усомнившихся. «Камо грядеши, челове-це?» – вопрошали вокруг в отчаянии, и не ведали ответа, погрязнув в себялюбии и помышляя: «Лишь бы нам хорошо, а тамо хоть огнь не вари и рыба в море не плавай».
Выступили казаре из Ватичей, идеже кормились, и пошел Бовша с дружиною, дабы поможти Водиме, але занедужил и помре; преемник же поход отменил, и разбили Водиму в жестокой сече. Реша к Водиме варя-зи: «Дай обещанное серебро, и втрое на мертвых». И не поскупися Водима, они же попросили набавити еще, и не дал, возмутясь наглостью. Реша варязи: «Не воздал по заслуге, пеняй на себя!» И се егда Водима почал сбирати новые полки супроть казарей, кые бесчинили уже в Слав-граде, варязи наводнили Лукоморье и посели в Ладожи. Восклица Водима: «Горе, горе, у татя от татей просил помоги!»
Вскоре однако (положение) изменилось, како и случается, коли мужи не теряют стойкости и терпения. Пришли на помощь Водиме полотьцы, еже были под рукою Бовши, але вышли по его смерти. И Чудь, и Весь привели кметей, понеже уразумели: сядут казаре на ильменьцев, поедут варязи на поморех, на чудех и на весех. И кривичи поднялись. Шла война пять лет, и отступили казаре.
Теперь о русьском князе Луде; в алчном размыслии о царьградских и сурожских данях нанял варязей и дал наперед, они же
