Митридат Великий, «последний эллин» - Станислав Николаевич Чернявский
Она была настоящая «эллинистка» и наследница Селевкидов — следовательно, имела склонность к интригам и была готова сотрудничать с кем угодно ради власти. Кстати, одна из причин, по которой персидские, египетские и греческие цари женились на сестрах, — опасение заговоров со стороны родственников жены. Эта практика позволяла сохранить власть в пределах одной семьи. Коль скоро главным родственником являлся сам царь, женившийся на сестре, это должно было уберечь от заговоров. Но на деле уберегало далеко не всегда.
Лаодика родила сына от Митридата. Но это не помешало ей, пока Эвпатор совершал свой разведывательный рейд, отдаваться «друзьям» мужа, как пишет Юстин. Узнав о возвращении Митридата, любовники Лаодики подговорили ее отравить мужа. И она приготовила яд.
Однако судьба хранила царя для подвигов и славы. На Лаодику донесли служанки. Узнав об измене жены и покушении на убийство, Митридат VI начал действовать. Все участники заговора были арестованы и допрошены. Главных — казнили. Сестру-жену Митридат тоже не пожалел. Юстин сетует о ее «злодейском» убийстве. А мы посочувствуем царю, который даже в супружеской постели должен был опасаться предательства. В такой ситуации надежда была только на бога Митру — ни на кого больше.
Вообще, складывается впечатление, что Юстин пишет две биографии Митридата: одну на основе воспоминаний приверженцев этого царя и другую — по сплетням его врагов. Цельной картины нет. Один и тот же поступок царя встречает осуждение историка и одновременно одобряется им.
Зиму после расправы с врагами Митридат проводил в военных упражнениях — «не за пиршественным столом, а в поле», — пишет Юстин. Почему историк специально акцентирует внимание на этом эпизоде? Совершенно ясно, что при дворе Митридат опасался заговоров. Он чувствовал себя в безопасности лишь среди своих солдат и офицеров, которые исповедовали культ Митры, как и сам царь. На их верность можно было положиться. Армия — вот на что он рассчитывал в предстоящей борьбе.
Митридат потратил много денег и сил на создание войска, которое описывается античными авторами довольно противоречиво. У Плутарха, когда он живописует столкновения римлян с понтийцами, сплошные штампы из серии «сильная армия Запада против раззолоченной, но полностью гнилой армии Востока». Такие обороты мы встречаем у греческих авторов, начиная с описания похода Ксеркса и греко-персидских войн. Напротив, Юстин говорит, что Митридат сформировал ядро армии — небольшое, но закаленное и прекрасно обученное.
Откуда Митридат черпал людей? Греция перестала быть поставщицей наемников с тех пор, как была захвачена Римом. Оставались отдельные эллинистические города и государства, но и они зависели от Рима. Наниматься в армию враждебного по отношению к Римской республике царя казалось опасным. Население Понта было немногочисленно. Следовательно, Эвпатору неоткуда было взять громадную армию. Сдается, что у него больше было денег, чем людей. Мы видим, что под началом стратега Диофанта сражалось шесть тысяч солдат линейной пехоты. Может быть, их число в лучшие времена доходило до двенадцати тысяч. Столько же или чуть больше воинов имелось и в самом Понте.
Наступление
Проведя разведку, подготовив войска и получив донесения о победах в Крыму, понтийский базилевс решил, что пришло время действовать в Малой Азии. Он хотел вернуть владения отца, несправедливо отобранные римлянами. Сделать это в одиночку не представлялось возможным. Царь принялся искать друзей и союзников, хотя прекрасно понимал, что сегодняшний союзник завтра станет врагом.
Союзником оказался недавний враг — вифинский царь Никомед III Эвергет (ок. 128—94 годы до н. э.). При нем Вифиния усилилась и стала влиятельной региональной державой. Митридат мог оценить силу соседа во время своей разведки. Однако у Никомеда имелся серьезный недостаток: он был невероятно амбициозен. Этот щедрый и даже расточительный правитель мечтал прекратить свою зависимость от римлян. Именно поэтому решил вступить в союз с Митридатом.
Никомед и Митридат до конца не доверяли друг другу, каждый боялся удара в спину. Это был союз двух хищников против тех, кто слабей. Слабыми оказались князьки Пафлагонии — области, которой римляне дали свободу. Никомед и Митридат договорились напасть на пафлагонов и разделить их земли между собой. Нельзя не заметить, что на стороне Митридата имелось юридическое право: Пафлагония была завещана царьком Пилемоном его отцу. Однако с точки зрения Рима такое вторжение было агрессией. Причем по единственной причине: римляне не дали на него разрешения.
Но Митридат и Никомед проигнорировали мнение Рима, который как раз переживал фазу этнического надлома. Этот жестокий кризис Теодор Моммзен назвал «революцией». Историк прав: все закончится сменой политического режима, на смену республике придет империя, чему еще будут предшествовать десятилетия кровавой борьбы. В описываемое время процесс самоистребления римлян только набирал обороты. В воздухе пахло грозой. Казалось, Рим вот-вот утратит могущество.
Митридат и Никомед внимательно следили за происходящим, и им хотелось думать, что Рим обречен. Однако у римлян было еще достаточно сил, чтобы расправиться с ними.
Примерно в 108 году до н. э. союзники вторглись в Пафлагонию. Пафлагонская милиция, служившая в тетрархиях, имела слабую подготовку. Одержав быструю победу, понтийцы и вифины поделили побежденную страну. Ее восточные и приморские районы отошли к Понту, а западные и внутренние — к Вифинии.
Когда в римский сенат поступило донесение о действиях Митридата и Никомеда, в Понт и Вифинию помчались послы с приказом вернуть пафлагонскому народу независимость и свободу.
По словам Юстина, Митридат дал римлянам гордый ответ: «Мне досталось царство, которое базилевс Пилемон завещал моему отцу. Поэтому удивляюсь, почему вы оспариваете у меня то, что у отца не оспаривали?»
Молодой Митридат очень точно выбрал время для расширения царства. Рим был связан по рукам и ногам. В Нумидии шла тяжелая война с царем берберов Югуртой. В Нарбонскую провинцию (современный Прованс) вторглись племена кимвров и тевтонов, вышедшие из глубин Германии. Их поддержали многие галльские племена. Варвары нанесли ряд поражений римским армиям.
Две войны требовали немало усилий от римских покорителей мира. Поэтому Митридат проигнорировал окрики из Капитолия. Он не собирался возвращать Пафлагонию и в качестве повода для отказа сослался на права своего отца. Никомед Эвергет поступил еще остроумнее. Он ответил римлянам, что возвратит Пафлагонию законному царю. И переименовал одного из своих сыновей. Тот был назван Пилемоном и занял престол в вифинской части Пафлагонии. Буква закона была соблюдена. Римляне вернулись на родину, «став жертвой издевательства», как пишет Юстин.
Пользуясь затруднениями римлян, Митридат продолжал захваты. Вслед за Пафлагонией он напал
