Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Янни Коцонис
В те же годы подобный эксперимент проводило и Пермское губернское земство. Когда земские статистики обнаружили, что в губернии налицо необычно высокий процент безлошадных хозяйств, управа начала распределять ссуды по 10 руб. тем крестьянам, кого она посчитала бедными. Поскольку лошади стоили в среднем 25–30 руб., эти ссуды были недостаточными для приобретения хотя бы одной лошади на хозяйство. Земство оказалось перед дилеммой: снабдить всех нуждающихся лошадьми было невозможно из-за недостатка финансовых средств, а обеспечить ими меньшинство крестьян было неприемлемо с моральной точки зрения. Н.Г. Федоров, сотрудник Шадринского уездного земства, высказал мысль о том, что артели могут послужить компромиссом между экономической целесообразностью и справедливостью, в то же время воплощая в себе традиционный крестьянский коллективизм. Губернское земство согласилось с этим предложением и в 1892–1893 гг. учредило 108 артелей (в каждой из которых было по 6 хозяйств), получивших в свое распоряжение по паре лошадей и по два плуга. При этом в предварительных условиях специально оговаривалось, что каждое из хозяйств будет иметь возможность использовать лошадь и плуг два дня в неделю; находясь, таким образом, в распоряжении шести хозяйств, лошади и плуги находились в работе 6 дней в неделю, кроме воскресенья. Каждая артель должна была подчиняться старосте, «как и в крестьянской поземельной общине».
Результаты эксперимента повторяли уже знакомые нам с потрясающим постоянством: треть артелей исчезла в год своего основания, ни одна не продержалась до конца десятилетия, а многие вообще никогда не существовали на практике. Земский представитель нашел, что большинство артелей вовсе не являлись кооперативами: каждый артельщик старался обзавестись лошадью только для себя. С этой целью каждый член артели пытался выкупить свою долю артельного имущества, купить дополнительных лошадей и исключать «лишних членов» до тех пор, пока число хозяйств не придет в соответствие с числом имеющихся в наличии лошадей. Наблюдатель также отметил большой процент смертности лошадей от голода: «У артельщиков идет пережидание, который должен работать, тот и корми лошадь, а последний, проработав целый день передает ее другому, а покормить после трудов и не позаботится». Воскресенье было тяжелым днем для лошадей, замечал он, так как при наличии шести членов артели и шести рабочих дней в неделю ни одно из хозяйств не хотело кормить лошадей в седьмой день[83].
4. Обособленность
В 1895 г. В.П. Воронцов, плодовитый публицист-народник и популяризатор кооперативов, опубликовал книгу, посвященную опыту развития кооперативного движения в России за предшествующие 30 лет, — «Артельные начинания русского общества». Он утверждал, что, несмотря на очевидные неудачи, кооперативы вполне жизнеспособны как специфически русские учреждения, но они требуют постоянной поддержки и поощрения как со стороны «общества», так и со стороны центральной и местной администрации. Г.В. Плеханов, в то время ведущий русский марксист, заметил на это, что подобная помощь уже неоднократно и достаточно длительное время оказывалась, но большинство экспериментов все равно закончилось провалом. Причину тому он видел в том, что «капитализм» уже был фактом русской деревенской жизни и любые попытки игнорировать или пытаться обойти его были бы безнадежной борьбой с неизбежностью. Исследуя русский кооперативный ландшафт в 1895 г., Плеханов характеризовал его как кладбище: «Это поистине страшная книга! Автор ее, точно усердный кладбищенский сторож, неутомимо ведет вас от одной могилы к другой, монотонно называя вам имена и даже сообщая краткие жизнеописания покоящихся в них “артельных начинаний”… Признаемся, когда мы читали новую книгу неистощимого г. Воронцова, нам от души жаль было этих добрых людей, несомненно, имевших самые добрые намерения и несмотря на это потерпевших жесточайшее фиаско. И мы говорили себе: как же однако сурова, как зла объективная логика действительности! Как беспощадно, как неукоснительно разбивает она субъективные иллюзии наших лиц культурного класса!»[84]
Полемика Плеханова и Воронцова оказалась лишь первой главой в длительных спорах, поделивших русскую интеллигенцию на народников и марксистов в 1890-х гг. Это разделение четко обозначило победу идеи неотвратимых экономических перемен над наивной народнической традицией, господствовавшей среди образованных слоев русского общества с 1860-х гг. Но полученные уроки были весьма далеки от плехановского детерминизма. Плеханов сосредоточился на иллюзиях, распространенных в образованном обществе, но образ, который оставался наиболее ярким в современной ему аграрной литературе, состоял из якобы комических описаний крестьян, подписывающих уставы, не разобравшись в их содержании, считающих ссуды подарками от властей, понимающих кооперативные принципы равноправия в более знакомом контексте общинной уравниловки и с готовностью берущих ссуды, не имея ни намерений, ни возможности отдать их. Другим распространенным штампом был лукавый крестьянин-мошенник, который сознательно деформировал кооперативные учреждения, чтобы приспособить их для службы собственным интересам, успевал перехитрить ничего не подозревающих доброжелательных организаторов и разрушал кооператив, стремясь к господству над бедными и беззащитными односельчанами. Как ясно показали первые эксперименты с кооперативами, крестьяне были, несомненно, в состоянии манипулировать подобными стереотипами с целью избежать нежелательных вопросов от посторонних[85]; но суть состояла в том, что образованное общество усваивало эти представления в своих новых подходах к крестьянству, порождая образ крестьянской беспомощности и иррациональности. Этот образ и начал с 1890-х гг. влиять на формирование внутренней политики империи.
Не обращая внимания на то, что доступные в то время статистические данные указывали на другую картину, спорщики исходили из существования неделимого «крестьянства», что фактически не позволяло учитывать огромные региональные различия в развитии как кооперативов, так и отдельных крестьян. Цель организаторов кооперативов состояла лишь в побуждении как можно большего числа крестьян присоединяться и самим управлять экономически успешными учреждениями, однако имелись и свидетельства того, что долгосрочные инвестиции в аграрную инфраструктуру создавали подходящие условия для крестьянской активности в этом вопросе. Большая часть ссудо-сберегательных товариществ Европейской России действительно провалилась, но к концу XIX в. большинство из уцелевших было сосредоточено в южных причерноморских губерниях. Здесь постепенно возникал центр торговли излишками зерна, который обслуживался густой и постоянно растущей сетью зернохранилищ, железных дорог и специально оборудованных портов. На кооперативные учреждения этого региона приходилась большая часть ресурсов всех еще существовавших ссудо-сберегательных товариществ. Редкие свидетельства говорят о том, что в данном регионе значительная доля населения вступала в кооперативы: вместо того чтобы бороться за получение скудных ссуд, организаторы кооперативов привлекали в них как можно больше членов с целью увеличить объем паевого капитала. Инфраструктура
