Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Янни Коцонис
Общинный принцип также означал, что все жители деревни автоматически становились членами кооператива. Успешный кооперативный сбыт — да и любой сбыт — молочных продуктов требует достаточных по площади пастбищ или дешевых излишков производимого на месте зерна для прокорма крупного рогатого скота. Однако одной из основных целей общины был строгий надзор за тем, чтобы выпасы (которые почти всегда находились в общинной собственности) делились поровну между всеми хозяйствами — то есть чтобы либо каждый общинник имел возможность прокормить добавочный скот, либо никто[76]. Казалось, что масломолочные кооперативы могут прижиться в Вологодской губернии с ее обильными пастбищами, но наблюдатели отмечали, что даже там лишь немногие хозяйства могли производить достаточно излишков, чтобы им не приходилось отказываться от части других необходимых продуктов (например, зерна). Те же наблюдатели видели в каждом отдельном хозяйстве неизменяемый элемент с четко фиксированными затратами и шатким экономическим балансом и полагали, что прибыль в одной области хозяйствования неизменно повлечет за собой потери в другой. Действительно, неразборчивость в пополнении артельных фондов приобрела характер общественного скандала, когда известный этнограф и народник А.Н. Энгельгардт стал доказывать, указывая на конкретные примеры, что беднейшие крестьяне для уплаты налогов и выкупных платежей вынуждены были продавать все больше молока и сдавали его в артель, при этом отказывая в нем собственным детям[77].
В очередной раз внутренняя противоречивость нового движения — по крайней мере в понимании его кооперативными деятелями — стала очевидной. Если кооператив должен был стать проводником равноправия, то в лучшем случае его экономическая жизнеспособность оказывалась под вопросом, а в худшем — он мог принести немало вреда. Если товарищество должно было стать экономически успешным, то это шло на пользу лишь немногим богатым хозяйствам, тем самым разрушая образцовое общинное равноправие. А неравенство, или хотя бы ощущение поощрения неравенства, было неприемлемо для земств, финансировавших кооперативы.
3. Коллективное земледелие и коллективная бедность
Обеспокоенный повсеместным провалом маслосыродельных артелей в северных губерниях России, статистик и исследователь Ф.А. Щербина привлек внимание к неформальным коллективным учреждениям, существовавшим на «Юге России» (ныне это в основном территория независимой Украины). Он начал дискуссию с весьма распространенного стереотипа о «южно-русском населении» как о «крайних индивидуалистах», не склонных к общинным формам общежития, и утверждал, что на юге традиционная артель также широко распространена, хотя и известна под различными местными названиями — синь, ватага, толока, гуртова и супряга. Щербина доказывал, что бедные крестьяне, объединяя свой труд, тягловый скот и сельскохозяйственный инвентарь, отбивают бешеный натиск свободного рынка и капитализма с помощью коллективизма. Капитализм — преходящая эпоха, и любая поддержка, какую «общество» способно оказать артелям, будет вложением в эти «задатки будущего для народной жизни… явления, которые глубоко кроются в самой природе человека». Он утверждал, что «пасторальная» передельная община Центральной России уже давно не существует на юге, где она уступила место процессу социализации через артели — «высшие формы труда, опирающиеся на общественную справедливость и благо»[78].
Н.В. Левицкий, сотрудник Херсонского земства, решил использовать эти умозаключения известного статистика в практической деятельности. Он указывал губернскому земскому собранию, что артели — это крестьянский ответ на изменения, происходящие «с человеческой душой, насквозь пропитанной индивидуализмом — в худшем смысле этого слова — вернее, эгоизмом с его узко-материальными интересами, в сущности убыточными для человечества и привлекающими людей лишь по их близорукости». Все больше людей демонстрирует уверенность в своих силах, предприимчивость, энергичность и особенно любовь к делу, и все больше появляется шансов на успех в деле распространения, развития и построения великих кооперативных принципов в жизни широких масс. Исходя из этого, Левицкий и указывал: «Россия обладает такими чрезвычайно важными данными как артель и община».
Левицкий сосредоточился на супряге — временной кооперативной ассоциации, с помощью которой бедные крестьяне, объединяя труд и рабочий скот, совместно обрабатывали свои разрозненные наделы. В ней Левицкий увидел фундамент для более полного и формального объединения в товарищества русского типа, которые на постоянной основе соединят ресурсы составляющих их хозяйств. Подобные кооперативы, пусть и функционирующие на формальной основе и финансируемые земствами, будут не так чужды крестьянам, как ссудо-сберегательные товарищества и маслодельные кооперативы с их запутанными уставами, потому что «земледельческая артель в нашем крае является естественным развитием, продолжением, дополнением и усовершенствованием “супряги”»[79]. Как и В.П. Воронцов — экономист-народник, ратовавший за ремесленные артели, — Левицкий утверждал, что первое поколение кооперативов не достигло своей цели, поскольку все они основывались на иностранных моделях; артель, в его понимании, была русским феноменом и истинно русским ответом на зарубежное экономическое воздействие[80].
На фоне жестокого голода 1891–1892 гг. Левицкий убедил Государственный банк профинансировать сеть артелей, работавших под его личным контролем, при участии и содействии Херсонского земства в качестве посредника и поручителя. В 1894–1897 гг. он успел основать 119 сельскохозяйственных артелей в одном только Александровском уезде Херсонской губернии, а земство распределило ряд ссуд, позволяющих каждой из артелей купить или арендовать лошадей, рабочий инвентарь и в некоторых случаях даже землю. Артели объединяли по 4–5 хозяйств, согласившихся совместно использовать все средства производства, жить и работать вместе, «как одна семья». Продукция артели должна была делиться по головам. Всего новые кооперативы объединили 550 хозяйств и 3040 «душ обоего пола». Очевидно, это и были первые коллективные хозяйства, организованные среди крестьян, а эксперимент в целом принес Левицкому почетное звание «артельный батька»[81].
Комиссия, которую Херсонское земство в 1896 г. послало, чтобы иметь возможность документально подтвердить несомненный успех артелей, обнаружила, что большинство из них никогда не существовало, а те, что все же были созданы, исчезли сразу же после распределения земских ссуд. Комиссия полагала, что единственной убедительной причиной для их организации была нужда в деньгах. Узнав о планах Левицкого, поселяне посовещались и решили, что образование артелей — единственный путь для получения ссуды на новых лошадей. Лошади, инвентарь и земля, приобретенные артельщиками на средства от земских ссуд, были быстро поделены и находились в распоряжении каждого отдельного члена артели. Некоторые крестьяне даже приписывали участки своей земли к артели, стремясь привести последние в соответствие с условиями Левицкого, но большинство артельщиков обрабатывали землю раздельно, то есть делили площади, а не урожай. Один исследователь таким образом суммировал свои впечатления от этой ситуации в письме в редакцию одного московского журнала: «Артельщики или вовсе не соединялись своим имуществом для общего труда, или же недолго владели им сообща, прибегая во время дележа подчас к насилию. Артельные лошади находятся у всех [членов артели. — Я.К] на руках. Хозяйство на надельной земле ведется каждым
