История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

создаёт очень сложную проблему для системы научного знания. Если предположить, что случайные факторы способны изменять картину мира и ход последующих исторических событий, тогда возникает опасная ситуация некоего хаоса, отсутствия возможности построить целостную систему истории. История народов и государств становится неустойчивой и нестабильной. Марксисты поэтому и стремились создать материальную картину мира, чтобы уйти от случайности, избавиться от такой зависимости и придать целостность и фундаментальность историческому процессу. Особенно трудная ситуация возникает для исторической идеологии различных государств. Понятно, что государственная идеология не может и не хочет опираться на эфемерные с её точки зрения основания. Ей необходима фундаментальность и желательно преемственность с теми государствами и народами, которые существовали на занимаемой сегодня территории. Последнее обстоятельство является важным моментом для поддержания современной легитимности различных государств.

Например, весьма показательно, что истории современных казахского и узбекского народов тесно связаны с событиями второй половины XV века, когда произошло разделение племён бывшего левого крыла улуса Джучи на две группы. Дальнейшее развитие одной из них привело к образованию на территории Средней Азии нынешних узбеков, другая стала основой для формирования в степях нынешнего Казахстана современных казахов. При этом огромную роль играли субъективные политические процессы и даже личностные отношения между соперничающими чингизидами.

Так, в любом случае нельзя игнорировать влияние успешного завоевания Мухаммедом-Шейбани Средней Азии на процесс образования узбекского народа. Однако успех данного завоевания, несомненно, зависел от случайного стечения обстоятельств. С одной стороны, личные качества и удачливость шибанида Мухаммеда-Шейбани, с другой — кризис в государстве Тимуридов. В обычной ситуации расположенное в Средней Азии государство, те же Тимуриды, вполне успешно сдерживало натиск конкурентов из северных степей. Точно так же Шибаниды, заняв после захвата Средней Азии место Тимуридов, эффективно противостояли на этот раз казахам, защищая свои вновь приобретённые владения. Тем более что в момент начала своего завоевания Мухаммед-Шейбани был всего лишь наёмником на службе у Тимуридов, за ним не стояло мощи кочевого государства. Победа именно Мухаммеда-Шейбани была во многом результатом случайного стечения обстоятельств. Она была бы невозможна ни раньше, ни позже указанных событий.

Несомненно, что современные узбеки включают в свой состав не только потомков воинов Мухаммеда-Шейбани из состава тех племён, которые пришли вместе с ним из степей современного Казахстана. В структуру узбекского народа вошли также все группы тюркоязычного населения региона. Среди них были не только прибывшие в разное время в Среднюю Азию представители различных тюркских племён, таких как сельджуки, карлуки и чагатаи из государства Тимуридов, но и тюркизированное бывшее ираноязычное население региона. Ещё в начале XX века узбеками в Средней Азии считались те, кто мог назвать свою принадлежность к той или иной племенной структуре: мангытам, локайцам, кунгратам и многим другим. В то время как тюркоязычными сартами назвали тех, кто идентифицировал себя по какой-нибудь местности: Бухаре, Ташкенту и прочим. Причём были ещё и ираноязычные сарты, также связанные с Бухарой, Самаркандом и прочими городами. Собственно, лишним доказательством этого является общая культура современных узбеков и их соседей ираноязычных таджиков. Это культура древнего населения Средней Азии, типичная для данной территории.

Сегодня большую часть населения Средней Азии составляет узбекский народ, ему же принадлежит здесь политическая инициатива. Можно предположить, что и в случае если бы Мухаммед-Шейбани вдруг потерпел неудачу, на данной территории всё равно бы преобладало тюркоязычное население. Очевидно, что различные тюрки доминировали здесь и до прихода узбекских племён. Культурная среда также не изменилась бы, но этого нельзя утверждать про этническую историю. Трудно сказать, как бы сейчас назывался доминирующий тюркоязычный этнос Средней Азии.

Естественно, что для современной истории Узбекистана, для его исторической идеологии это очень сложный момент. С одной стороны, нужно подчеркнуть преемственность к древнему населению региона, которое априори являлось ираноязычным. С другой — наличие по соседству современного Таджикистана, который также строит свою историческую идеологию и претендует на наследие древнего населения Средней Азии, вынуждает вести с ним идеологические сражения за одно историческое поле.

Похожая ситуация и в современной казахской истории. Здесь также есть ключевое историческое событие — известная откочёвка части племён из государства шибанида Абулхаира, деда Мухаммеда-Шейбани. Собственно, она и считается в классической науке началом истории казахов и Казахского ханства. Причём главная причина присоединения различных племён к данной откочёвке заключалась в их политической лояльности чингизидам Джанибеку и Гирею, внукам Урус-хана, бывшего главой левого крыла улуса Джучи. Здесь ещё не могло быть этнических различий. Племена бывшего левого крыла улуса Джучи в ситуации кризиса этого государства выбирали для себя политическую ориентацию, которая затем привела их к образованию разных этносов. Лояльные к Джанибеку и Гирею племена вели борьбу с племенами, поддерживающими Шибанидов.

Именно длительность и ожесточённость этой борьбы привела к тому, что племена бывшего улуса Джучи разделились на группы. Они ориентировались соответственно на Шибанидов и потомков Урус-хана. Несомненно, что для узбекских историков и государственной исторической идеологии Узбекистана является проблемой включение в общую историю региона факта прихода племён во главе с Мухаммедом-Шейбани в Среднюю Азию. Точно так же для современных казахских историков и государства представляется сложной задача адаптировать под потребности собственной исторической идеологии известный момент откочёвки Джанибека и Гирея.

Не менее сложная проблема связана с монгольским периодом в истории различных тюркоязычных кочевников. Трудно ответить на несколько вопросов. Почему среди казахских крупных племён, как, впрочем, и узбекских, крымско-татарских, ногайских и других, так много названий явно исторического монгольского происхождения. Каким образом осуществлялась преемственность современных тюркоязычных народов по отношению к тюркоязычным племенам домонгольской эпохи? Если кочевое население западной части степной Евразии до момента образования империи Чингисхана говорило на тюркских языках и продолжало говорить на них же и после её падения, то что на самом деле изменилось за триста лет господства монгольской традиции? Почему вместо одних исторических племён на политическую сцену вышли совершенно другие? Почему сохранилась преемственность языка, но в то же время не сохранилась племенная организация? Почему в истории появились казахи, узбеки, ногайцы, крымские татары, хазарейцы? Безусловно, они были связаны с кипчаками, канглы, огузами домонгольского периода, но каким образом осуществлялась эта связь? В рамках данной книги была сделана попытка ответить на все эти вопросы.

В любом случае перед историками и государственной исторической идеологией в Евразии постоянно встаёт проблема неустойчивости исторического процесса. Это имеет отношение к этногенезу некоторых современных народов, их зависимости от случайных факторов, например, удачи какого-то отдельного полководца или внешних завоеваний. Последнее особенно болезненно, например, для русского народа, для которого монгольские завоевания являются самым драматичным периодом истории и одновременно началом имперского периода его развития.

В то же время