Рассказы о временах Меровингов - Огюстен Тьерри
В этой церкви, сооруженной полвека назад, находились гробницы короля Хлодвига, королевы Клотильды и святой Геновефы, или Женевьевы. Хлодвиг приказал построить ее по просьбе Клотильды перед отъездом своим в поход на визиготов; прибыв на избранное для того место, он бросил прямо перед собой топор, чтобы со временем по длине здания мог измерить силу руки своей[247]. Это была одна из тех базилик V и VI века, более замечательных богатством убранств, нежели архитектурными размерами, украшенных внутри мраморными колонами, мозаикой и расписными и позолоченными карнизами, а снаружи медной крышей и портиком[248]. Портик церкви Св. Петра состоял из трех галерей: одна была пристроена к передней стороне здания, а две другие – с боков. Эти галереи по всей длине своей украшены были стенной живописью, изображавшей четыре легиона святых Ветхого и Нового Заветов, патриархов, пророков, мучеников и исповедников[249].
Прорисовка меча и ножен эпохи Меровингов
Таковы подробности, извлеченные из подлинных сведений о месте, где созван был собор, пятый из бывших в Париже. В назначенный пригласительными повестками день сорок пять епископов собрались в базилике Св. Петра. Король, со своей стороны, также прибыл в церковь; он вышел с несколькими из своих литов (leudes), вооруженными только мечами; толпа франков, в полном воинском уборе, остановилась под портиком и окружила его. Церковные клиросы, по всей вероятности, представлены были судьям, истцу и обвиняемому; тут же лежали, в виде улик, две связки и мешок с золотой монетой, найденные в доме Претекстата. Король по прибытии своем указал на них епископам, объявив, что вещи эти будут иметь важное значение в предстоящем деле[250]. Члены собора, прибывшие из городов, или составлявших первоначальный удел Хильперика, или завоеванных им по смерти брата, были частью галльского, частью франкского происхождения. Из первых, гораздо многочисленнейших, были: Григорий, епископ Турский, Феликс Нантский, Домнол Мансский, Гонорат Амьенский, Этерий Лизьеский и Паппол Шартрский. Из числа вторых были Рагенемод, епископ Парижский, Левдовальд Байиеский, Ромагер Кутансский, Маровиг Пуатьеский, Малульф Санлисский и Бертран Бордосский. Этот последний, кажется, облечен был своими собратьями в звание и должность председателя[251].
Он был муж знатного рода, близкий родственник королей по матери своей Ингельтруде и обязанный этому родству своим значением и огромными богатствами. Он склонен был к вежливости и изяществу римских обычаев; любил являться в народе на колеснице в четыре лошади, сопровождаемый молодыми причетниками своей церкви, будто патрон в кругу своих клиентов[252]. С той наклонностью к роскоши и сенаторской пышности епископ Бертран соединял любовь к стихотворству и сочинял латинские эпиграммы, которые хвастливо показывал на диво знатокам, хотя они были наполнены выкраденными стихами и ошибками против размера[253]. Более вкрадчивый и ловкий, нежели обыкновенно были люди германского племени, он, однако, сохранил в своем характере падкость их к бесстыдному и необдуманному распутству. По примеру королей, своих родственников, он брал служанок в наложницы и, не довольствуясь этим, искал любовниц между замужними женщинами[254]. Его подозревали в прелюбодейной связи с королевой Фредегондой; по этой или по другой какой причине только он сделался самым усердным поборником этой королевы в злобе ее на руанского епископа. Вообще прелаты франкского происхождения, может быть, по привычке к подчиненности, склонялись на решение дела в пользу короля, жертвуя своим собратом. Римские епископы обнаруживали более сочувствия к обвиняемому, более справедливости и уважения к достоинству своего сана, но они были напуганы военной силой, окружавшей короля Хильперика, и в особенности присутствием Фредегонды, которая, не доверяя, как и всегда, искусству своего мужа, сама приехала заботиться об исполнении своего мщения.
Когда обвиняемый был введен и заседание открылось, король встал, не обращаясь к судьям, грубо вопросил своего противника. «Епископ, – сказал он ему, – как осмелился ты сочетать браком врага моего, Меровига, которому следовало быть только моим сыном, с его теткой, я хочу сказать, с женой его дяди? Разве ты не знал, что предписывают в таком случае правила церкви? И не только ты уличен в этом прегрешении, но еще злоумышлял вместе с тем, о ком я говорю, и раздавал дары, для того чтобы умертвить меня? Ты из сына сделал врага отцу, подкупал народ, чтоб никто не хранил должной мне верности; ты хотел предать королевство мое в руки другого…»[255] Последние слова, произнесенные с силой посреди всеобщей тишины, были услышаны франкскими ратниками, которые, оставаясь вне церкви, толпились из любопытства у дверей, затворенных в начале заседания. На голос короля, взывавшего об измене, эта вооруженная толпа тотчас ответила ропотом негодования и кликами: «Смерть изменнику!» Потом, рассвирепев до ярости, она почла долгом вломиться в дверь, вторгнуться в церковь и вытащить вон епископа с намерением побить его каменьями. Члены собора, испуганные таким неожиданным волнением, сошли со своих мест, и сам король должен был поспешить навстречу ворвавшимся воинам, чтоб усмирить и привести их в порядок[256].
Когда собрание несколько успокоилось и было возможно продолжать заседание, тогда руанскому епископу дозволено было говорить в свою защиту. Ему нельзя было оправдываться в том, что венчанием Меровига с Брунгильдой он нарушил церковные уставы: но он торжественно отрекся от заговора и измены, в которых король обвинил его. Тогда Хильперик объявил, что имеет свидетелей, и приказал ввести их. Явились несколько человек франкского происхождения, с разными драгоценностями, которые они показали обвиняемому, говоря: «Узнаешь ты это? Ты нам это дал затем, чтобы мы обещали верность Меровигу»[257]. Епископ, не смущаясь, ответствовал: «Вы говорите правду, я не однажды дарил вас, но не для того, чтоб изгнать короля из его королевства. Когда вы предлагали мне в дар
