Время в средневековом городе - Коллектив авторов

Для мецского клира история города – это история кафедры, а стержнем, своеобразным становым хребтом, вокруг которого формировалась историческая память, стал список предстоятелей. Метрическая версия последнего появилась при Ангильраме не раньше 774 г.[17] и включала 37 имен[18]. Остается только догадываться, насколько исчерпывающим был этот список, кем и на основании каких сведений он был составлен[19]. Но главная его цель, очевидно, заключалась в том, чтобы заявить о непрерывной истории кафедры от апостольских времен до эпохи Каролингов.

Когда появилась прозаическая версия, точно не известно, вполне возможно, она родилась уже при Дрогоне (823–855 гг.). Список имен в них полностью идентичен до Ангильрама (затем продолжен ок. 855 г. до Дрогона и ок. 917 г. до Руотперта), однако нарратив серьезно разнится. Составитель метрической версии сосредоточился, собственно, на каталогизации. Он пронумеровал всех епископов, попутно занимаясь объяснением этимологии отдельных имен, благо иные в этом отношении были довольно красноречивы (Целестий, Феликс, Пациенс, Виктор и др.), и связывая те или иные достоинства предстоятелей непосредственно с их именами[20]. В прозаической версии мы не найдем нумеризации, равным образом опущены все этимологические комментарии, зато каждое имя теперь сопровождалось указанием даты смерти его носителя или, согласно христианской традиции, подлинного «дня рождения» (dies natalis)[21]. По сути, перед нами мартиролог.

При всем формальном сходстве содержания обеих версий они воплощают собой два принципиально разных отношения ко времени. Прозаический список был ориентирован на циклическую темпоральность. Как и положено мартирологу, он имел меморативную природу, поскольку создавался явно для регулярного поминовения (и собственно систематического укрепления исторической памяти), а функционировал в рамках литургического цикла. На это помимо прочего указывает и тот факт, что он сохранился в Сакраментарии, т. е. сборнике текстов, предназначенном для совершения литургии.

В основе метрического списка, напротив, лежала линейная темпоральность, и это, безусловно, не было случайностью. Текст появился в эпоху бурного расцвета каролингской анналистики, очень специфической формы нарратива, глубоко эсхатологического по своей природе, основной задачей которого была ориентация на линейной хронологической шкале с опорой на особо памятные события, поиск собственного места во времени, стремительно мчавшемся к своему концу[22]. Метрический список, как кажется, имел ту же природу и представлял собой попытку осмыслить историю кафедры в эсхатологической перспективе[23]. На протяжении столетий кафедрой руководили исключительно достойные пастыри, а иные и вовсе стали святыми. Благодаря этому в Меце накапливалась благодать, что делало данное место при всех прочих равных более предпочтительным в контексте будущего спасения.

С другой стороны, линейное время обладало удивительной пластичностью, могло растягиваться или сжиматься – в зависимости от актуальных потребностей. Как именно это происходило, хорошо видно на примере «Деяний мецских епископов». В основу своего сочинения Павел Диакон положил метрическую версию списка предстоятелей (другой он не знал) и там, где это было возможно, существенно дополнил его исторической фактурой, почерпнутой из разных источников (устной традиции, письменных текстов, данных археологии и семейных рассказов)[24]. Через описание деяний епископов[25] автор показал историю Меца как особого сакрального пространства, формирование которого восходило непосредственно к апостольским временам. Св. Климент, основатель кафедры, жил, предположительно, на рубеже III и IV вв., однако под пером Павла он оказался не только современником блаженного Петра, но даже принял от него посвящение в сан[26]. Мецская кафедра таким образом ставилась в один ряд с другими древнейшими европейскими кафедрами – равеннской, миланской, аквилейской, но прежде всего, римской[27], от которой напрямую происходила и на которую ориентировалась. При этом достойная памяти история города в представлении местного клира не выходила за пределы новозаветной эпохи, но оставалась исключительно в рамках шестого и последнего века земной истории человечества, что соответствовало эсхатологической природе поэтического списка.

Параллельно Павел решал другую, не менее важную задачу – воссоздавал сакральный ландшафт Меца или, точнее, мецской епархии, очевидно, актуальный на момент создания «Деяний». В рассказы о епископах он вставил упоминания о конкретных церквях и монастырях, таким образом максимально точно локализуя пространство исторической памяти своей аудитории. Так, с Климентом связана основанная им церковь св. Петра в старом римском амфитеатре[28], с Руфом и Адольфом – церковь св. Феликса[29], с Ауктором – церковь св. Стефана, с Арнульфом – церковь Святых Апостолов, позднее названная его именем, с Сигебальдом – монастыри Нова-Целла и Новум-Вилларе, наконец, с Хродегангом – церковь и монастырь св. Петра, а также монастыри Горце, Хилариак и Лорш. Церкви св. Петра, св. Феликса и св. Стефана фигурируют в рассказе в связи с чудесами – в первой никогда не было ядовитых змей и вообще никакой заразы; во второй мощи Руфа и Адольфа «отвечали» пением псалмов на молитвы живых; третья единственная избежала разграбления и поругания во время страшного нашествия гуннов, кроме того, в ней сохранилась древняя алтарная плита, сначала расколовшаяся, а затем чудесным образом воссоединенная (Павел не преминул упомянуть, что лично ощупал трещину). Церковь св. Арнульфа упоминается в связи с тем, что именно ей была отведена роль королевского некрополя. Все остальные церкви и монастыри перечислены в качестве зримого воплощения пастырской заботы мецских предстоятелей – епископы их строили, окормляли и снабжали святыми мощами.

Для Павла истории города вне истории кафедры как бы не существовало. Но это не все. Через Арнульфа Мецского, чьи потомки при активном участии предстоятелей Меца взошли на франкский трон в 751 году, история кафедры оказалась также полноправной частью истории франкского государства и одновременно истории семьи Каролингов. Очевидно, для Ангильрама, как заказчика текста, было важно акцентировать внимание на этом сюжете[30]. Павел много внимания уделяет Арнульфу и его деяниям, а затем на время прерывает повествование о епископах, чтобы подробно рассказать о генеалогии Каролингов – от Арнульфа до Карла Великого и его потомства, с попутной имплементацией троянского мифа в историю правящей династии. Также Павел приводит собственные поэтические эпитафии, посвященные упокоившимся в Меце сестрам, супруге и дочерям Карла[31].

Эта связь, несомненно, отчетливо осознавалась мецским клиром и позднее не раз манифестировалась. Недаром именно в Меце в 869 г. местный епископ возложил на голову Карла Лысого корону Лотарингии, а в сокровищнице кафедрального собора не случайно хранилась знаменитая конная статуэтка каролингского государя. В нарративном плане эту связь акцентировал прозаический список епископов, предназначенный, как уже было сказано, для регулярного литургического поминовения.

Иллюминированный Сакраментарий, заказанный Дрогоном, незаконнорожденным сыном Карла Великого, создан в контексте той же логики. Нарративно он сосредоточен на литургическом служении, визуально выстроен вокруг ключевых персонажей и событий новозаветной истории, среди которых наряду