Сталинские кочевники: власть и голод в Казахстане - Роберт Киндлер

В 1934 г. во всём Казахстане ещё оставалось около 4.4 млн голов скота. Самое большое снижение (с более чем 26 млн до примерно 2 млн голов) статистики зафиксировали у поголовья овец и коз — важнейших для кочевников сельскохозяйственных животных. Поголовье крупного рогатого скота, лошадей и верблюдов также понесло миллионные потери[652]. Тем самым степная экономика лишилась вьючного скота, настоятельно необходимого для доставки в аулы и колхозы продовольствия и других товаров.

Эти сухие цифры описывают не что иное, как крах казахского хозяйства. Самонадеянное и недальновидное стремление изъять из частного сектора как можно больше скота, не принимая никаких мер по дальнейшему уходу за ним, вымостило дорогу к экономической катастрофе. Для общества, где вся экономика базировалась на скотоводстве, трудно придумать более губительный сценарий.

Поначалу планы заготовок скота, мяса и другой животноводческой продукции всё равно повышались. Посредством дополнительных планов и «особых кварталов» предполагалось вычерпывать все новые и новые ресурсы. Если выполнение плана буксовало, как, например, в январе 1931 г., когда в приходные книги было занесено менее 20% требуемых объёмов, московское руководство посылало специальных эмиссаров с целью подтолкнуть отстающих товарищей. Кампания главенствовала надо всем. «…Я знаю, — предупреждал Сталин ответственных работников животноводства из национальных республик, — что у многих из вас есть стремление сказать одно, сделать другое… У некоторых директоров совхозов, трестов — два плана. Один, которому аплодируют, и другой, который проведут… Другой всегда ниже того плана, которому аплодируют. Но это дело теперь у нас не выйдет, товарищи!.. потому что иметь дело с армией, которую надо накормить, иметь дело с рабочими, которых надо накормить, это не значит шутки играть!»[653] Наличие соответствующих постоянному повышению планов возможностей использования добытых таким образом ресурсов имело второстепенное значение. Заготовительные органы мало интересовались тем, что происходило с конфискованными животными. Обихаживать пригнанный скот предоставляли совхозам и колхозам. В начале 1930 г. во многих местах понятия не имели, что делать с обобществлённым стадом[654].

В январе 1931 г. ПП ОГПУ в Казахстане И.К. Даниловский подвёл итоги достижений казахского филиала «Союзмяса» (органа, ответственного за скотозаготовки) в зимние месяцы. Доклад у него получился разгромным. Составляя порайонные планы, никто явно не думал ни о местных условиях, ни об экономическом потенциале каждого конкретного района. Поэтому показатели выполнения очень сильно разнились: если, например Беловодский район выполнил план на 627%, то Яны-Курганский — чуть больше чем на 5%. Почти половина закупленного скота состояла из молодых животных, которые стоили дорого, но убойный вес ещё не набрали и потому не годились для немедленной переработки на мясо[655]. Кроме того, скот приходилось перегонять на большие расстояния по степи к сборным пунктам и бойням, но при этом в большинстве случаев не имелось достаточных запасов кормов. Животные массово теряли в весе и гибли. Стараясь не допустить тотального падежа, сопровождающие команды гнали стада через встречающиеся по пути сёла и аулы и забирали там всё сено, какое найдут[656]. Из-за отсутствия квалифицированных ветеринаров больные особи не отделялись от стада и заражали остальных, ввиду чего потери только возрастали. Скот в огромных количествах замерзал насмерть, застигнутый в чистом поле снежными буранами, которые не оставляли никакой надежды спасти животных.

Большевики реагировали привычными методами: ОГПУ арестовало нескольких ответственных работников, посыпались директивы с конкретными указаниями, подключился и сам Сталин. Обращение со скотом нынешней зимой в Казахстане, писал он в одной телеграмме казахскому руководству, это «обман рабочего класса и государства». Виновные будут привлечены к ответственности со всей строгостью[657].

Год спустя ничего не изменилось. В ноябре 1931 г. преемник Даниловского С.Н. Миронов выражал тревогу по поводу тех же недостатков. Зима на носу, писал он, а вдоль скотоперегонных трактов не устроены склады кормов, на сборных пунктах никто не знает, когда и сколько скота должно поступить. Никому неизвестно, где на текущий момент находятся стада. Работники, ведающие данными вопросами, ни на что не годны и ведут себя безответственно, это касается всего аппарата «Союзмяса» «сверху донизу». Возле станции Каратал, к примеру, пасутся около 60 тыс. животных, принадлежащих мясокомбинату в Талды-Кургане. Так как для них нет ни кормов, ни стойл, существует опасность, что все они помёрзнут. Однако заготовительные органы всё гонят и гонят скот на этот мясокомбинат, который совершенно не справляется с ситуацией: скотозабойщиков не хватает, рабочие, и без того немногочисленные, уходят с комбината, потому что больше не получают продуктов[658].

Впрочем, и после забоя скота проблемы не кончались. Транспортные мощности и возможности по охлаждению или консервированию огромных гор мяса оставляли желать много лучшего. Зимой при минусовых температурах можно было хранить мясо на свежем воздухе и перевозить в мороженом виде. Положение серьёзно ухудшалось, когда теплело. Из Гурьева на западе Казахстана в феврале 1931 г. докладывали, что необходимо срочно вывезти 5 тыс. центнеров рыбы и свыше 100 тонн мяса, так как скоро ожидается оттепель[659]. Служащие на станции Нуринск железнодорожной линии Акмолинск-Караганда на себе испытали, что это значит. Весной 1931 г. на станцию пришло около 160 вагонов с мясом. Содержимое 70 из них оказалось «с явными признаками разложения»: «Мясо было худое, чёрное, склизкое, издавало гнилостный запах»[660]. Разгрузка превратилась в «настоящую вакханалию». Рабочие небрежно сбрасывали мясо на платформу и распихивали по углам. Сотрудники различных организаций, поделив между собой вагоны, распродавали груз по дешёвке. Животные, доехавшие до Нуринска живыми, не получая корма, отощали. В то же время на территории станции под открытым небом лежали и гнили несколько тонн пшеницы, ржавели в снегу свыше тысячи плугов, стояли без надзора цистерны с керосином[661].

Всё это происходило на глазах у населения, которое здесь лишалось последних средств к существованию. Из степи в Нуринск прибывало все больше крестьян и кочевников: они везли мясо на телегах, порой за сотни километров, по весеннему теплу. Это мясо у них в Нуринске не принимали