Опасная граница - Томас Дж. Барфилд
Беспорядки в Центральном Китае усилили значение северной границы. Ранее ее благополучие поддерживалось через программу субсидий. Цена этой программы была огромной, она финансировалась за счет обложения налогом тех провинций Центрального Китая, где происходили восстания. Когда центральное правительство уже не могло субсидировать северную границу, местные власти стали использовать для поддержания мира ресурсы собственных провинций. Таким образом, пограничные области оставались районами относительного достатка в разгар голода в собственно китайских провинциях и начали привлекать потоки беженцев. Этот процесс наиболее отчетливо проявился в северо-восточной пограничной провинции Ю, наместник которой Лю Юй реорганизовал местную экономику таким образом, чтобы принять беженцев с охваченного анархией юга.
В прошлом провинция Ю была вынуждена взаимодействовать с народами, жившими по ту сторону границы. Расходы были исключительно большими, каждый год более 200 миллионов монет взималось в виде налогов в провинциях Цин и Цзи для восполнения [дефицита в провинции Ю]. В это время (около 190 г.) все пути сообщения были прерваны, привоз зерна прекратился, а Юй носил старую одежду и веревочные сандалии, имел на обед только одну тарелку мяса и считал необходимым быть снисходительным к подданным. Он поощрял разведение шелковицы и открыл процветающий рынок для торговли с варварами [провинции] Шангу, доставил запасы соли и железа из [провинции] Юйян. Население наслаждалось урожаем… и более миллиона знатных людей и простолюдинов бежали от бедствий в [провинциях] Цин и Сюй и пришли к Юю. Он принял их, заботился о них с большим сочувствием, расселил их и дал средства к существованию. Все беженцы забыли о том, что они изгнанники[142].
Следуя своей обычной политике, кочевники первоначально оставались в стороне от гражданской войны. Тем не менее сюнну и ухуани некоторое время выделяли вспомогательные войска для помощи правительству династии Поздняя Хань, неофициально к нему на службу нанимались и сяньби. По мере усугубления ситуации династия была вынуждена все более полагаться на ненадежную военную помощь кочевников. Например, когда в 184 г. началось восстание в северной пограничной провинции, ханьское правительство отправило на войну с восставшими 3000 воинов-ухуаней. Эти войска не были достаточно подготовлены для долгого похода, взбунтовались и перед возвращением домой ограбили провинцию Цзи. В 188 г. ханьское правительство обратилось к сюнну с просьбой о предоставлении войск для ведения военных действий в Центральном Китае, однако, когда шаньюй попытался собрать войска, сюнну «испугались, что требования предоставить войска никогда не прекратятся». Они убили шаньюя и возвели на престол его сына. После этих бунтов вожди сюнну и ухуаней начали переговоры с соперничающими военачальниками на севере[143].
Самым знаменательным аспектом пограничных отношений было то, что кочевники в своем взаимодействии с различными китайскими военачальниками выступали на вторых ролях. Теоретически они могли создать свою собственную коалицию, в которой доминировали бы политически. Но на практике они предпочитали занимать второстепенные роли и искали союза с сильными пограничными военачальниками. Последние выступали в качестве их новых покровителей и снабжали их предметами роскоши, зерном и ремесленными товарами, которые в прошлом распределялись центральным правительством. Истоки такого рода позиции коренились в старой стратегии внешней границы, которая сознательно освобождала кочевников от обязанности управлять оседлым населением. Китайские военачальники нуждались в любой военной силе, особенно в быстрой маневренной коннице, и были готовы предложить за нее достойное вознаграждение.
Когда началась война, ухуани и сюнну заключили союз с Юань Шао, крупным военачальником на границе. Последний был давно знаком с вождями кочевых племен и успешно использовал старые связи для создания личной армии. Его основным соперником был Цао Цао, который контролировал марионеточный ханьский двор. Они оба понимали, что союз с кочевниками мог решить исход борьбы за Северный Китай. Однако в 203 г. Юань Шао умер, и его войска были поделены между родственниками, значительно ослабив политическое положение семейства Юань.
Для семейства Юань решающие значение имел союз с ухуанями, поэтому Цао Цао использовал любые доступные средства для нейтрализации последних. Когда ухуани собрали для юаньской армии отряд, насчитывающий 5000 конников, Цао Цао направил посланника к князю ухуаней, пытаясь убедить его в том, что поступать так будет неразумно. Во время официальной аудиенции вождь ухуаней Супуянь попросил посланника Цао Цао объяснить ему, кто на самом деле правит в Китае, и сказал следующее:
Однажды господин Юань сказал, что он получил приказ от Сына Неба сделать меня шаньюем. Теперь господин Цао говорит, что он доложит Сыну Неба и сделает меня шаньюем по-настоящему. И кроме всего этого, имеется посланник со знаками отличия из Ляодуна. Так кто же из вас настоящий?[144]
Поскольку император Хань и его печати захватывались то одним военачальником, то другим, законность вновь присвоенных титулов постоянно оспаривалась, однако такие темные протокольные вопросы оставались непонятными для пограничных племен. Ухуани недоумевали, почему ханьский двор должен был объявлять их вождя шаньюем два раза. Посланник Цао Цао имел готовый, хотя и сложный, ответ, который сводился к тому, что все жалованные титулы должны подтверждаться императорской печатью. Он заявил, что титул, дарованный Юанем, не имеет законной силы, но в знак признания значения ухуаней Цао Цао ныне жалует их вождю настоящий, законный титул. Посол Цао Цао добавил также, что посланник из Ляодуна (представитель семейства военачальников Гунсунь) вообще не имеет права жаловать титулы кому-либо, поскольку он просто «мелкий командиришка». Когда посланник из Ляодуна высказал возражения против этой инсинуации, посол Цао Цао попытался отрубить ему голову. Супуянь вмешался с целью предотвратить кровопролитие, а затем выслушал подлинное послание самого Цао Цао, «толкующее о том, кто победит и кто проиграет и каким нужно следовать путем». Пораженный происходящим царь ухуаней на некоторое время распустил свои войска, которые он собрал ранее[145].
Эта история наглядно показывает, какой хаос царил в гибнущей империи Хань и как изменился характер внешней политики Китая. Гражданские министры-конфуцианцы, когда они доминировали в правительстве, гордились тем, что общение с иноземцами осуществляется в рамках определенного этикета, поражающего варваров утонченностью ханьской цивилизации. Новые военачальники были людьми другой породы — «людьми скорее дарования, чем добродетели», как свидетельствует историческое клише для их описания. Попытка обезглавить посланника во время официальной аудиенции была проявлением дурных манер, чтобы не сказать более. Знаменательно также то, что Супуяню был предложен титул шаньюя, т. е. сюннуское, а не ханьское звание. Кроме этого, борьба за союз
