Время в средневековом городе - Коллектив авторов

хрониках говорит, будто Ной процарствовал в Италии 152 года и отстроил многие города – а именно Ноэху, Равенну, Милан – и возвел множество иных крепостей, ибо он жил вплоть до третьей эпохи да и в ней самой 43 года. Кто-то говорит, что это сын его Тубал – еще до прибытия Ноя в Италию – выстроил Равенну и Милан во вторую эпоху, когда были разделены языки. Одними сказано, что Милан построили троянцы, а другими – совершенно противоположное: что троянцы, после разорения Трои, разрушили его. Я же избрал средний путь, каковой полагаю более верным (здесь и далее курсив наш. – А.М.), нежели вышеизложенное [мнение] (будто Милан основан в третью мировую эпоху), и потому еще, что он лучше подкреплен сведениями хроник и достоверных авторов. Вполне можно сказать [и то], что Милан должен был стать первым городом Италии, а доказывается сие так. Ведь при наличии умения и возможности выбирать, для обитания предпочитают местность, наиболее приспособленную к достойной жизни и менее зависимую от стороннего вспоможения. Но град Миланский изобилует всем необходимым для доброго житья в большей мере – а в помощи извне нуждается меньше – чем какой-либо иной город Италии, как я докажу. Посему и должен был он стать первым и более древним городом Италии»[66]. Таким образом, вероятность древнего происхождения Милана поставлена в прямую зависимость от его обеспеченности ресурсами и выгодной географической диспозиции.

Формулируя столь нестандартное объяснение превосходства ломбардской столицы над иными городами Италии, Гальвано далее пытается привлечь на свою сторону «философа Викторина»[67], после чего подробным образом характеризует удобнейшее расположение города[68]. Еще одним способом обосновать первенство Милана становится, как это ни странно, повторное известие о его многократном разрушении и быстром – всякий раз – возрождении. Последнее обстоятельство, по замыслу доминиканца, также может свидетельствовать в пользу особого благородства и исключительной древности города, который в данном отношении превосходит иные центры – Рим, Аквилею, Равенну: «Осталось предложить [еще] один аргумент в пользу вышесказанного. Нам очевидно, что вещь в случае, если она, будучи разрушенной, легко возродится, слывет благородной… Но град Миланский разрушали 22 раза и всякий раз он восстанавливался лучше прежнего, чего не происходило ни с Римом, ни с Аквилеей, ни с Равенной. Посему и основан он в более благородном месте, а, следовательно, и выстроить его должны были прежде любого иного города во всей Италии, что и утверждалось многими»[69].

В заключительных главах первой книги (68–70) на передний план выходит превращение Милана в столицу обширной «империи», которая была создана потомком Энея – Юлием Инсубром – и могущественным Пуценцием, правителем сикамбров (тоже некогда ушедших из Трои и поселившихся на территории будущей Германии). Ссылаясь на «Memoria seculorum» Готфрида из Витербо, наш автор приводит ряд деталей данного объединения, последовавшего за ним завоевания «всей Ломбардии» и воцарения Климаха – сына Пуценция, империя которого включала в себя как италийские, так и германские земли: «В год [от основания] Милана или Пуценции в провинции Цизальпинской Лигурии 1022-й, когда городом правил Юлий Инсубр, царь сикамбров Пуценций, вознамерившись навсегда остаться в Милане, со всем своим войском, женами, детьми, стадами, рабами и всем имуществом подошел к реке Тичино. Царь Юлий со всем своим воинством поспешил навстречу ему – к Тичино, всеми силами он воспрепятствовал переправе чужеземцев через реку. В итоге два царя завели речь о мире; поняв, что оба они происходят от троянцев, царь Пуценций молвил: “Славься, царь Юлий, брат мой! Ты ведь потомок царского рода, [основанного] троянцем Энеем, я же – отпрыск Приама Младшего. Прими меня в дом твой, и вовеки пребуду тебе товарищем и помощником”. И учинили они крепкий союз так, будто миланцы стали с сикамбрами единым народом, а двух царей увенчала одна корона… Правили совместно они двадцать лет. И сперва напали на Брешию, которую до основания разрушили, под конец же разорили миланцы с сикамбрами всю равнину Ломбардии… По смерти в Милане царя Пуценция его сын Климах правил двадцать лет, и была его империя чрезвычайно сильна, ибо состояла из италийской и алеманнской [частей], включая в себя Баварию, Каринтию, Алеманнию и Италию. Посему Климах восстановил имперские инсигнии, которые некогда в граде Миланском ввели императоры тусков»[70].

Показательно, что возникновение столь мощной державы (за сто с лишним лет до основания Рима!) также превращается под пером Гальвано в аргумент, подкрепляющий мнение о необыкновенной древности Милана. Авторитетами, которых доминиканец привлекает на свою сторону, в данном случае оказываются Аристотель и Евтропий: «Сказанным ясно подтверждается, что град Миланский – наидревнейший [в Италии], ибо его империя была – за 135 лет до появления Рима – столь крепка и могущественна, что сумела разорить всю Ломбардию. Здесь надлежит знать про слова Философа в первой книге “Политики” о том, что возникновение города носит естественный характер… Природа [же] никогда не действует скачками, но поступательно. Если зарождение города протекает согласно природе, как уже сказано, то ни один город не был настолько велик и могуч, чтобы за малое время подчинить либо разорить иные города… Однако Миланский град за 135 лет до появления Рима был столь могуч, что подчинил и разорил всю Ломбардскую равнину. Значит, и сооружен был он задолго до этих войн, а, следовательно, является наидревнейшим. Это доказывается и другим примером. Ведь, по словам Евтропия, Рим и за 218 лет не смог подчинить себе земли, кроме тех, что простирались всего на 18 миль. А то, что природа ничего не совершает наскоком, но действует поступательно, ясно и на примере человека, который вначале являет собой младенца, затем – мальчишку, после – юношу, потом – зрелого мужа…»[71]. Вывод писателя, столь уверенного в «противоестественности» любого скачкообразного роста, весьма предсказуем: «Из всего этого явствует, что град Миланский был наидревнейшим, ибо в древнейшие времена смог подчинить всю Италию»[72].

Соперничество древней Миланской «империи» с Римом служит одним из сквозных сюжетов во второй книге «Новой политии». Различным граням данной темы может быть посвящена отдельная работа. Здесь же необходимо отметить тот факт, что Гальвано Фьямма, пытаясь прославить прошлое Милана, довольно эффектно манипулирует сведениями профетического плана и преподносит основание этого города следствием реализации одного чрезвычайно показательного пророчества. Так, еще повествуя о странствиях Януса Субра по Галлии и его пребывании где-то на территории позднейшей Савойи[73], писатель сообщает о сооружении алтаря в честь могущественного божества Деморгегона (sic!)[74], который в языческом пантеоне якобы считался «отцом всех богов» и изображался с тремя