История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон
А посему, пока Вашим Величеством не отменены прокламации и декларации, коими граф Эссекс, обе Палаты Парламента, их сторонники и приверженцы, а также все те, кто, следуя своему долгу, повиновался их распоряжениям и исполнял их приказы, объявлены изменниками или иного рода преступниками; и пока не снят штандарт, поднятый согласно упомянутым прокламациям, мы, по причине действий Вашего Величества, находимся в таком положении, оставаясь в котором, мы не можем, в силу главнейших привилегий Парламента, равно как и ввиду возложенной на нас народом обязанности заботиться об общем благе и безопасности королевства, дать Вашему Величеству на это послание какой-либо иной ответ».
Когда посланцы короля возвратились с этим ответом в Ноттингем, всем стало ясно, чего следует ожидать, а король решил, что теперь уже никто не станет уговаривать его обратиться к Палатам с новыми предложениями. Но поскольку никаких надежд на создание армии или на то, что король сможет оказать сопротивление подобному насилию, как многие думали, уже не осталось, то люди, которым король вполне доверял и которые сами были ему всецело преданы, тайно посоветовали Его Величеству отложить все прочие мысли и, не теряя времени, поспешить в Лондон, чтобы появиться в здании Парламента совершенно неожиданно для его членов. Они полагали, что таким путем он скорее добьется своей цели, нежели с помощью любой армии, которую он мог бы набрать, и если Его Величество предпочел иной образ действий, то единственной тому причиной было величие его души. Король, однако, согласился еще раз воспользоваться к собственной выгоде гордыней и злобой врагов и, обратившись с новым посланием к Парламенту, дать Палатам превосходную возможность вновь выставить их на всеобщее обозрение. А потому через три дня после возвращения его посланников он отправил своего главного государственного секретаря лорда Фолкленда со следующим ответом на их ответ:
«Мы не станем напоминать о том, какие средства мы уже употребили для предотвращения опасной смуты в королевстве, ни о том, как эти меры были истолкованы, ибо, стремясь избежать пролития крови, мы полны решимости предать забвению горечь прежних обид, дабы наши нынешние предложения о переговорах были приняты вами с большей готовностью. Мы никогда не объявляли и даже не мыслили объявлять обе Палаты Парламента изменниками и не поднимали против них наш штандарт, а уж тем более не лишали их нашего покровительства. Мы решительно отрицаем это перед Богом и миром, а чтобы устранить все возможные сомнения на сей счет, способные стать помехой для столь желанных нам переговоров, мы обещаем сим, что в день, который назначите вы для отозвания ваших деклараций против всех лиц, объявленных изменниками за содействие нам, мы, в тот самый день, с великой радостью отменим наши прокламации и декларации и снимем наш штандарт. Что же до будущих переговоров, то мы готовы дать согласие на все, что послужит истинному благу наших подданных. Мы заклинаем вас рассмотреть состояние истекающей кровью Ирландии, равно как и опасное состояние Англии, с такой же серьезностью, с какой в наших настоящих предложениях делаем это мы. И мы заверяем вас, что первейшее наше желание в сем мире — это добиться доброго согласия и взаимного доверия между нами и обеими Палатами нашего Парламента».
Это послание было встречено ничуть не лучше и произвело не больший эффект, чем предшествующее. Когда пришло первое послание короля, Парламент отрядил старших офицеров в Нортгемптон с приказом привести армию в готовность к походу; а теперь велел и самому графу Эссексу поспешить туда, не теряя времени. Два дня спустя Парламент послал с лордом Фолклендом следующий ответ королю
Его Высокому Королевскому Величеству
<Покорный ответ и петиция лордов и общин, собравшихся в Парламенте, на последнее послание короля.>
Смиренно просим милостиво принять Его Величество:
Если бы мы, лорды и общины, собравшиеся в Парламенте, решились напомнить о всех действиях, которые мы совершили, всех усилиях, которые мы предприняли, и всех обращениях, которые направили мы Вашему Величеству, дабы предотвратить те смуты и опасности, о которых Ваше Величество ведет речь, то настоящий наш ответ оказался бы слишком пространным. А потому, единственно лишь для сведения Вашего Величества, мы покорнейше сообщаем, что не можем отступить от прежнего нашего ответа по причинам, в нем же изложенным. Ибо Ваше Величество не снял свой штандарт, не отменил прокламации и декларации, коими Вы объявили действия обеих Палат Парламента изменническими, а особы их членов — изменниками. То же самое, уже после Вашего послания от 25 августа, Вы провозгласили в Ваших недавних инструкциях, направленных лицам, уполномоченным приводить в исполнение приказ о созыве ополчения. Если же штандарт будет снят, а декларации, прокламации и инструкции отменены, и если Ваше Величество, вняв нашей покорнейшей петиции, оставит свои войска, возвратится к своему Парламенту и последует нашим искренним советам, то доказательства преданности и верности долгу, каковые найдет Ваше Величество с нашей стороны, убедят Вас в том, что Ваша безопасность, честь и могущество могут иметь своим истинным источником лишь любовь Вашего народа и нелицемерные советы Вашего Парламента, чьи постоянные увещания и неослабные усилия, сталкивавшиеся с неслыханными затруднениями, имели своей единственной целью уберечь Ваши королевства от грозных опасностей и страшных бедствий, уже готовых обрушиться на них и на каждую их часть. А потому члены Парламента, заслуживающие лучшего обращения со стороны Вашего Величества, не могут позволить, чтобы их — представителей всего королевства — ставили на одну доску с теми особами, чьи гнусные замыслы и наущения до сих пор сводят на нет все наши попытки помочь истекающей кровью Ирландии, отчего мы вправе опасаться, что наши труды и огромные расходы не принесут этому несчастному королевству никакой пользы. Мы смиренно просим Ваше Величество удостоить нас своим присутствием и уповаем, что Вы придете к разумному заключению, что не существует другого средства сделать счастливым Ваше Величество и отвести опасность от Вашего королевства».
Опасаясь, как бы надежда и упование на мир, ослабив всеобщую тревогу, не успокоили возбужденный народ, а у их собственных приспешников не отняли всякую
