Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Янни Коцонис
Если бы даже члены товариществ умели читать и считать, принципы, проповедуемые кооперативными деятелями, все равно были бы им откровенно чужды. Пай, который каждый член должен был приобрести при вступлении в товарищество, имел значение гарантийного обязательства данного члена и увеличивал денежный фонд, необходимый для ссудных операций. Новоявленные кооператоры, однако, воспринимали паевой капитал как часть платы за получаемую ссуду из сумм, выделяемых центральными и местными властями на кредитование кооперативов, — то есть как бремя, которого нужно постараться избегнуть. В Смоленской губернии члены одного товарищества получили от местного земства ссуду в размере 75 руб. на человека и употребили ее, чтобы купить паи по 50 руб. Для членов крестьянских хозяйств, привыкших затрачивать свой труд и сразу получать конечный продукт, а не инвестировать деньги и получать с этого доход, эта операция означала получение дополнительного дохода в 25 руб. на человека. В тех случаях, когда члены товариществ вначале должны были приобрести пай на собственные средства, они чаще всего отправлялись к местному ростовщику и получали краткосрочную ссуду, покупали пай, брали ссуду в кооперативе и использовали ее, чтобы выплатить долг ростовщику с процентами. Опять-таки все, что оставалось после этой операции, они считали счастливо приобретенным дополнительным доходом[54]. Инициаторы финансирования кооперативного движения и не догадывались о подобных операциях, пока земства и Государственный банк не приступили к возврату первоначально выданных ссуд, заставляя кооперативы выколачивать деньги из своих членов. Нередко пайщики вынуждены были выпрашивать новую ссуду у земств, чтобы отдать предыдущую. Все это вскоре привело в деревню земских уполномоченных, которые требовали от каждого члена «показать деньги» и тем подтвердить, что первой ссудой хозяин распорядился расчетливо и все его расходы уже компенсированы. На самом же деле все занятые средства были уже давно потрачены на повседневные нужды, так что заемщик брал в долг у соседа, «показывал деньги», а потом отдавал их соседу с процентами. Из всего этого земские деятели закономерно заключали, что вместо того, чтобы прижать ростовщика и кулака, они помогают им все успешнее вести свои дела[55].
Тот механизм, который земцы обнаружили на местах, заставил кооперативных деятелей пересмотреть свое понимание социальных процессов, происходивших в русской деревне: вместо картины однообразной и всеобщей бедности они увидели пестрое полотно социальной эксплуатации, борьбы и дифференциации[56]. Когда Яковлев в 1872 г. обрисовывал необходимую форму для ссудо-сберегательных товариществ, он утверждал, что «село или волость не представляют широкого разнообразия состоятельностей» и практически все хозяйства «подходят под один уровень одинаково нуждающегося населения». Он осознавал различия между крестьянскими хозяйствами, но указывал, что главное — это моральные качества, искренность и честность вовлеченных в дело индивидов, а не их материальное благосостояние[57]. Конечно, немного богатства можно было увидеть в русской деревне, если смотреть на нее из окон помещичьей усадьбы или из губернского города, но экономические различия между крестьянскими хозяйствами были вполне достаточными, чтобы спровоцировать неожиданный рост самой разнообразной активности действующих кооперативов. Уже в 1874 г. Санкт-Петербургское отделение обнаружило, что в некоторых случаях беднейшие крестьяне не допускались в кооперативы как не способные вернуть полученные ссуды. Для многих общественных деятелей понятие «богатый крестьянин» было оксюмороном, а концепция единообразия русской деревни не могла объяснить доступные наблюдению результаты развития аграрных кооперативов[58].
Однако опыт с кооперативами подсказал реформаторам, что «богатые» и «сильные» не были чужаками или незваными гостями в бедной деревне; из этого следовал закономерный вывод, что богатые сами являются теми же крестьянами, элементом новой или по-новому воспринимаемой социальной стратификации, державшей в тисках русскую деревню с того момента, как Освобождение открыло ее для свободного рынка и новых «капиталистических» отношений. Оказалось, что кооперативы были не только весьма далеки от помощи жертвам этого процесса, но еще и помогали богатым, то есть тем, кто мог себе позволить купить пай в 50 руб. и возвратить ссуду в срок. Еще опаснее было другое обстоятельство. Московское уездное земство утверждало, что доминирующие в кооперативах крестьяне сами в ссудах не нуждаются, но берут их для того, чтобы ссудить их своим же односельчанам под большие проценты. Пермское губернское земское собрание с 1882 г. стало отклонять все прошения о новых ссудах на том основании, что они используются кооперативами в интересах богатого меньшинства деревни[59].
Но когда члены кооперативов распределяли полученные по ссудам деньги более справедливо, местные деятели жаловались, что это приводит к чрезмерному рассеиванию средств среди большого числа домохозяев, а это, в свою очередь, понижает шансы получателей на повышение продуктивности их хозяйств из-за малой величины денежных вложений. В такой ситуации вся деревня могла вступить в кооператив и успешно пересадить туда свои общинные обычаи. В крайних же случаях община и кооператив срастались, и тогда сельские старосты выступали в роли правления кооператива, а земские ссуды распределялись поровну между всеми членами наряду с другими ресурсами, принадлежавшими общине. В Пермской губернии в 1872 г. земство просто передавало деньги общинам с тем условием, что они образуют кооперативы[60].
Вначале Яковлев заявлял, что подобная практика естественна и объективна, исходя из равенства русской деревни в бедности, в чем он был совершенно уверен. По его мнению, это и отличало русские кооперативные товарищества от немецких: «Необходимость открыть доступ в товарищество этому главному большинству населения, — доказывал он, — и необходимость гарантировать им пользование кредитом от захвата нескольких, часто господствующих в селе кулаков, заставили [кооперативы. — Я.К.] ввести одинаковый кредит для всех членов…»[61] Колюпанов, напротив, приводил доводы в пользу того, что «немногочисленные кулаки» — это в действительности как раз те крестьяне, которые, скорее всего, будут использовать полученные ссуды эффективнее всех остальных, что это ядро, состоящее из тех зажиточных заемщиков, которые собираются возвращать взятую ссуду. Кооператив позволял таким крестьянам преследовать свои экономические цели теми способами, которым община усиленно противодействовала с помощью механизмов коллективного принятия решений и уравнительных порядков. Основная функция общины состояла в том, чтобы гарантировать, что каждое хозяйство сможет прокормить всех своих членов, а для этого все общество должно быть уверено, что ни
