Текст Достоевского. Историко-филологические разыскания - Петр Александрович Дружинин

Показательно, что исследователи, разбирая некоторые примеры правки, которая в нашем случае стала причиной перепечатки листов, отказывают ей в признании в качестве авторской. Например, вариант «жив» / «живой» во фразе «Без какой-нибудь цели и стремления к ней, не живет ни один живой человек» (Табл. 2, № 27):

Использованная Достоевским краткая форма прилагательного «жив» сообщает употребленной тавтологии бо́льшую выразительность, чем полная, и поэтому маловероятно, чтобы достигнутый художественный эффект разрушил сам автор. Кто же из двух других возможных лиц – наборщик или корректор – несет за это ответственность, значения не имеет, так как данное разночтение не подлежит включению в корпус вариантов прижизненных изданий[318].

– такой приговор выносит Достоевскому-редактору современная академическая наука.

Важен и вопрос о часто употреблявшейся в более ранних изданиях прописной букве после восклицательного или вопросительного знака: мы видим, что в данном случае Ф. М. Достоевский уверенно исправляет многочисленные прежние написания, «поднимает» строчную, нормализуя правописание, что академическое Полное собрание сочинений в основном уверенно же игнорирует.

Сравнение правки с версией академического Полного собрания сочинений, по сути, отвергает волю писателя, когда по своему выбору редакторы снимают варианты «1875» в пользу предыдущих редакций, например: вместо «новоприбывающих в острог» приводится написание «новоприбывающих в остроге» (Табл. 2, № 31), «на равную ногу» в написании «на ровную ногу» (Табл. 2, № 34) и т. д. И уже вопиющим выглядит игнорирование правки Ф. М. Достоевского «воскресенье из мертвых» на «воскресение из мертвых» (Табл. 2, № 114).

Таким образом, мы установили наличие двух различных вариантов источника «1875». При мысли о тех научных силах, которые последние сто лет заняты текстологией произведений Ф. М. Достоевского, в том числе и «Записок из Мертвого дома», возникает вопрос, как такой факт можно было не заметить. Ответ, безусловно, не только в том, что книговедческий метод, который важен при наблюдении различий печатных изданий, должен был бы привести исследователей к тому, что за формальными различиями титульных листов неминуемо должен скрываться более сложный историко-литературный сюжет. Но причина еще и в том, что текстуальные изменения «1875–I» и «1875–II» не начинаются с первых же страниц, а упрятаны далее. Вероятно, сверив первые несколько страниц и убедившись в их идентичности, исследователи прекраснодушно успокаивались, считая эти издания полностью совпадающими. Некогда мы уже рассматривали подобный казус, но на примере одного из сочинений Д. И. Фонвизина, когда при переизданиях утраченный первый лист восстанавливался по другому источнику – по публикации обратного перевода с французского, выполненного И. И. Дмитриевым. И, сверив начало двух книг, исследователи также не спешили сверять издания полностью[319].

Интересен вопрос о тиражах этих вариантов. Мы полагаем, что первый, неисправленный вариант – «1875–I» – вышел из типографии лишь в нескольких экземплярах, то есть мог не превышать восьми, которые подавались в цензуру при окончании печатания. Это предположение доказывается тем, что сохранился он только среди «обязательных» экземпляров, которые рассылал Петербургский цензурный комитет. А уже собственно тираж, то есть две тысячи экземпляров, печатался в исправленном виде – «1875–II».

Можно возразить, что трудно поверить, чтобы в нарушение цензурных правил типография подавала в цензурный комитет экземпляры издания, тираж которого на самом деле еще не напечатан полностью. Однако это довольно распространенная практика, и приведем здесь тому доказательство. В марте 1871 года в цензуру были поданы отпечатанные экземпляры выполненного Н. Н. Страховым перевода цикла лекций Д. Ф. Штрауса «Вольтер, его жизнь и сочинения». Издателем выступал уже знакомый нам А. С. Гиероглифов, который тесно сотрудничал с Н. Н. Страховым и значит продолжал входить в круг лиц, близких Ф. М. Достоевскому (изданные же А. С. Гиероглифовым книги Н. Н. Страхов дарил писателю[320]). Но в случае с жизнеописанием Вольтера Петербургский цензурный комитет счел, что издатель нарушил закон, не представив книгу на заключение духовной цензуры предварительно (поскольку часть положений лекций Д. Ф. Штрауса касалась вопросов вероучения), поэтому наложил арест на тираж и передал дело в Петербургский окружной суд, а суд 31 августа предъявил А. С. Гиероглифову обвинительный акт в уголовном преступлении. И хотя впоследствии издатель был признан судом невиновным, арест с книги снят, и после некоторого времени она все-таки вышла в свет, однако в момент подачи экземпляров в цензурный комитет тираж в 1350 экземпляров еще не был полностью напечатан. Вот как это изложено в донесении Петербургского цензурного комитета к прокурору Петербургского окружного суда от 15 ноября 1871 года:

Книга «Вольтер, его жизнь и сочинения Давида Фридриха Страуса. Перевод с немецкого под редакцией Н. Н. Страхова», представленная в Комитет в марте сего года, как видно из имеющегося в делах Комитета протокола, составленного при наложении ареста на сие издание, была отпечатана в полном количестве листов (28 ½) лишь в восьми экземплярах, которые и представлены в Цензурный комитет; для остальных же экземпляров полного издания было отпечатано лишь двадцать два листа и приготовлен набор на лист с половиною листов; на эти отпечатанные двадцать два листа, а равно и на приготовленный набор наложен полициею арест, совместно с инспектором типографий[321].

Но если книга о Вольтере с изложением его взглядов на христианскую религию привлекла цензуру, то в случае с «Записками из Мертвого дома» ничего такого не произошло, и, уже получив билет, типография спокойно перепечатала и допечатала необходимое, тем самым де-факто завершив издание уже в исправленном виде, и вскоре книга была пущена в продажу.

Глава XII

Varia

1. Почему издания «Записок из Мертвого дома» имеют лишь небольшие различия

Несмотря на четыре полных издания, напечатанных при жизни Ф. М. Достоевского и при его непосредственном участии, текст «Записок из Мертвого дома» если и претерпевал изменения, то были они скорее корректорского свойства: серьезного вмешательства в текст произведения мы не отмечаем. Академическая текстология предлагает свое объяснение этому:

Напечатав очередной раздел своей книги, Достоевский считал работу с опубликованным текстом в основе законченной и при его переизданиях ограничивался мелкой «косметической» правкой, касавшейся отдельных слов или немногочисленных словосочетаний и очень редко затрагивавшей целые фразы. Никакой существенной переработки текста, изъятия, замещения или дополнения сколько-нибудь пространных фрагментов не осуществлялось, как это показывает свод «Вариантов прижизненных изданий». В правке, вносившейся в каждой <!> из повторных публикаций, и в ее полной совокупности представленной в 1875, не просматривается заданных, систематически проводимых принципов, четких закономерностей, которые бы свидетельствовали о заметных сдвигах в идейно-содержательных или художественных установках или намерениях автора. Большинство мелких