По орбите - Саманта Харви
Кувыркайся вперед и назад, разведи руки, не переставай удивляться чуду невесомости; вспомни, как в первое время отсутствие гравитации сбивало тебя с толку, потому что тело постоянно пыталось понять, где верх, а где низ, но подсказок ниоткуда не поступало. Тело в отчаянии продолжало искать сопротивление, но его ничто не оказывало, сопротивляться было нечему.
Первое время на орбите члены экипажа страдали космической болезнью — кто-то несколько часов, кто-то несколько дней. То и дело вшибались в разные предметы, перемещались слишком быстро или слишком резко; борясь с головокружением, завязывали глаза и висели в каютах, убеждая мозг, что тело сейчас лежит. Но вскоре организм, казалось, принимал перемену, и это принятие воспринималось как своего рода усилие по поддержанию мира. Они отваживались на первый кувырок. Разум следовал примеру тела, и, паря возле иллюминаторов, любуясь дневным или ночным видом на Землю, они с новой силой осознавали, что падают. Они были невесомы не из-за отсутствия гравитации (здесь, так близко к Земле, гравитация достаточно сильная), а потому, что находились в состоянии непрерывного свободного падения. Они не летали, а падали. Пикировали со скоростью свыше семнадцати тысяч миль в час. Разумеется, они не разбивались, зато воочию могли наблюдать то, что прежде понимали только в теории: Земля отклоняется от мчащегося в свободном падении корабля с той же скоростью, с которой двигается сам корабль, а потому они никогда не столкнутся. Игра в кошки-мышки. Здесь, на станции, члены экипажа невесомы в том же смысле, что и посетители американских горок в момент, когда поднявшийся на вершину состав резко обрушивается под всеобщие вопли. Здесь, на станции, члены экипажа работают, занимаются спортом, спят и едят в условиях непрерывного падения.
Вот они и кувыркаются вперед-назад, потому что иногда это единственное, что остается делать, если ты только тем и занимаешься, что падаешь вокруг Земли.
Виток 12
Они парят перед экраном, на котором идет российский фильм о двух космонавтах, чьим разумом во время возвращения на Землю завладели инопланетяне. Передают по кругу пакетик мятных леденцов. К концу фильма все шестеро членов экипажа безучастно висят, их руки подняты прямо перед собой, головы покачиваются; во сне они выглядят совсем умиротворенными.
На губах Пьетро играет легкая улыбка, пышная челка колышется надо лбом, по лицу блуждает привычное выражение, преисполненное надежды. Щеки Нелл покраснели, губы поджаты, будто она все еще сосет леденец и пытается ощутить на языке мятный вкус. Густые брови придают Роману вид человека, испытывающего глубокое и всеобъемлющее удовлетворение, — испортить такое было бы грешно. Шон выглядит каким-то взбудораженным, его руки раскинуты шире, чем у остальных, голова запрокинута. Кисти Тиэ покачиваются на кажущихся хрупкими запястьях, движения ее век насторожены, хвостик, как всегда, развевается над головой, но сейчас выглядит так, словно задумал оторваться и куда-нибудь ускользнуть. Антон спит с довольным видом, будто только что вручил детям долгожданный подарок; его кисть плавает, наполовину сжатая в кулак, а у основания большого пальца дергается мышца.
В кульминации фильма звуки делаются громче, творится какое-то неистовое насилие, играет пронзительная музыка, но к шуму здесь давно привыкли. Никто не просыпается.
Виток 13
По космическому календарю Вселенной и жизни Большой взрыв произошел первого января, почти четырнадцать миллиардов лет назад, когда избыточно заряженная плотная частица энергии взорвалась при температуре тысяч триллионов градусов Цельсия со скоростью, превышающей скорость света, — этот взрыв должен был создать пространство, внутрь которого взорвался, поскольку до этого не было ни пространства, ни чего-либо еще — вообще ничего. Ближе к концу января родились первые галактики, почти целый месяц — миллиард лет — атомы носились в космическом хаосе, пока не начали скапливаться в притягательно-ярких печах из водорода и гелия, которые мы сегодня называем звездами, а сами звезды стекались в галактики до тех пор, пока почти два миллиарда лет спустя, шестнадцатого марта, не образовалась одна из этих галактик — Млечный Путь. Лето продолжительностью шесть миллиардов лет проходило в привычном хаосе, как вдруг в конце августа разрушилась некая медленно вращающаяся солнечная туманность (вероятно, под действием ударной волны, исходившей от некоей сверхновой звезды, — в общем, разрушилась так или иначе), и в ее уплотнившемся центре возникла звезда, которую мы сегодня называем Солнцем, а вокруг — хоровод планет, и все это сопровождалось каким-то барабанящим, грохочущим, оглушительным тарахтением космических перестрелок в духе Дикого Запада, летали камни, шипели газы, материя и гравитация сходились в бою лицом к лицу. На этом август закончился.
Через четыре дня появилась Земля, а еще через день — Луна.
Четырнадцатого сентября четыре миллиарда лет назад (по крайней мере, так гласят некоторые версии) возникла своего рода жизнь: бесстрашные маленькие одноклеточные создания необдуманно воодушевились идеей дальнейшего существования и не подозревали, к какой дикой сумятице это приведет. Две недели спустя, тридцатого сентября, некоторые из этих бактерий научились поглощать инфракрасное излучение и производить сульфаты, а через месяц им удалось совершить величайший прорыв: они стали поглощать видимый свет и вырабатывать кислород, пригодный для нашего дыхания, пригодный для жизни, этот совместимый с легкими воздух, хотя на Земле еще долгое время легких не было ни у кого. Пятого декабря появилась многоклеточная жизнь — красные, коричневые, а затем и зеленые водоросли, которые в бескрайнем свечении размножались на освещенном солнцем мелководье. Двадцатого декабря растения наконец выбрались на сушу, это были печеночники и мхи без всяких стеблей и корней, и все же они сделали это, оказались здесь, и сразу вслед за ними, всего лишь тысячи лет спустя, на Земле появились сосудистые растения, травы, папоротники, кактусы, деревья; спокойная жизнь почвы закончилась, внутри нее теперь змеились цепкие корни, высасывавшие влагу, которую, впрочем, вскоре возвращали облака, замкнутые системы роста и гниения, нового роста и нового гниения, отчаянная конкуренция за то, кому достанется больше воды и света, кто станет больше, шире, зеленее, разноцветнее.
Наступает Рождество, хотя до появления на свет Христа еще 0,23 миллиарда лет, и вот уже на сцену выходят динозавры. Блистают там целых пять дней вплоть до вымирания, которое уничтожило их всех, ну или, по крайней мере, тех, кто передвигался по суше, — этих тружеников, бегунов и древоедов. Открылась вакансия: Разыскиваются наземные формы жизни, не тратящие время попусту; анкета прилагается. Кто еще мог откликнуться на нее, как не млекопитающие, ровно к полудню тридцать первого декабря эволюционировавшие до своей самой адаптивной и хитрой формы: разжигателей огня, камнерубов, плавильщиков железа, пахарей, почитателей богов, измерителей времени,
