Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор
В ходе лечения ведется поиск этих подсознательных, вытесненных частей личности и механизмов защиты. Цель этого поиска – предоставить их (снова) в распоряжение сознательного «Я» взрослого. Для взрослых конфликты из детства становятся менее опасными, есть шанс преодолеть их, не прибегая к подсознательной защите. Если это получается, симптомы теряют свою функцию (отражение страха) и могут исчезнуть.
Фрау Р. искала нашего совета насчет своей двенадцатилетней дочери Моники. Десять дней назад отец ушел от жены и двоих детей, чтобы начать новую жизнь в Австралии. С тех пор Моника не разговаривает с матерью, не может спать и сосредоточиться на занятиях, страдает и рыдает. Когда я спросил о втором ребенке, мать ответила: «С Робертом все в порядке. Кажется, с ним все в порядке». В ходе обследования обоих детей выяснилось, что для Роберта уход отца из семьи стал еще большей катастрофой, чем для сестры.
Если не рассматривать ситуации, когда отцы бьют детей и семейная жизнь состоит из страха и ужаса, надежда родителей на то, что развод не принесет детям особых переживаний, удивительна. Можно ли, обладая здравым смыслом и хотя бы минимальным психологическим чутьем, представить себе, что развод родителей никак не навредит детям?
1.3. Печаль, гнев, чувство вины и страх
Можно лишь вообразить, что мы почувствуем, если нас бросит человек, которого мы любим больше всех на свете. К тому же – если он сделает это без предупреждения. Многие родители не понимают, что отец, покидающий дом, уходит не только от жены, но и от детей. Дети переживают даже не развод родителей, а как бы собственный развод с отцом (матерью). Дети вообще не готовы к тому, что их отношения к обоим родителям зависят от чего-то другого, а не только от взаимной любви. Они, может, и понимают, что мама и папа часто ругаются, и даже то, что они больше не любят друг друга. «Но почему он оставляет меня? – спрашивает девятилетняя Лора. – Папа может жить в другой комнате. У него же есть я!» Рассказывая о папином переезде, мать знает, что он делает так из-за нее; вероятно, это ее инициатива. Лора же воспринимает все так, будто отец покидает ее. К тоске добавляется боль от осознания, что она сама не очень важна и недостаточно любима, чтобы удержать отца дома.
Осознание беспомощности и невозможность помешать разводу превращает печаль в ярость. Злость ребенка может быть направлена на обоих родителей, когда у него возникает чувство, что им важнее собственные потребности, чем его, что они причиняют ему боль, хотя всегда говорили, что для них на свете нет ничего дороже, и что они, игравшие роль хранителей порядка и долга, вдруг забыли о своем родительском долге. В других случаях злость обращается на одного из родителей, которого ребенок винит за развод, а со вторым он себя идентифицирует.
Анне семь лет, ее сестре Лауре — шесть. Беседы со специалистами показали, что Лаура не может простить отцу уход из семьи из-за другой женщины. Анна же, напротив, идентифицирует себя больше с отцом, испытывает злость и разочарование по отношению к матери, которую обвиняет в том, что та выжила отца из дома и забрала его у нее. На примере двух сестер мы видим, что обвинения детей не зависят от фактической вины родителей (не говоря о том, что вопрос об ответственности во многих случаях не до конца ясен, и мнения родителей разнятся; в случае Анны и Лауры мать потребовала развода вопреки воле отца: по ее мнению, вина лежала на муже, которого она уличила в связи с другой женщиной). Что касается восприятия детей, их обвинения в адрес родителей больше связаны со значением, которое приобретает для них развод, а также со статусом соответствующих объектных отношений[33]и механизмами защиты от конфликтов, нежели с реальным положением вещей.
Злость по отношению к обоим родителям и к одному из них – тому, кого ребенок считает виновным, не исключают друг друга. Во-первых, агрессия может менять объект: ребенок сначала ненавидит отца, потом – мать, затем – обоих, за то, что они его обидели. Во-вторых, наряду с сознательными аффектами существуют еще и подсознательные. Так, проектные тесты показали, что Анна, которая злилась в основном на мать, переживает из-за отца, подсознательно обвиняя его в предательстве (об этих положениях речь пойдет в следующих главах).
Рассмотрим подробно один, особый вид обвинений – обвинения, которые дети предъявляют к себе. Большая часть обвинений, звучащих в адрес обоих родителей или одного из них, – это защита. Ребенок обвиняет других людей, чтобы самому избавиться от чувства вины. Но как дети, которые выглядят жертвами, а не преступниками, приходят к тому, чтобы обвинить себя в распаде семьи?
Глубоко поразмыслив, можно понять, что все проще, чем кажется на первый взгляд. Мы уже говорили, что многие, прежде всего маленькие дети, бывают застигнуты разводом врасплох. В изменившихся обстоятельствах они начинают понимать, что отношения и конфликты родителей имеют гораздо большее значение, чем отношение родителей к ребенку. Это оказывается неожиданно для них, ведь ребенок уверен о том, что он – центр мироздания. И хотя на третьем-четвертом году жизни появляется представление, что у родителей существуют собственные отношения[34], ребенок еще долго сохраняет иллюзию, что он – главный объект родительской любви. В этом случае дети воспринимают развод как провал своих отношений с ушедшим из семьи родителем и чувствуют себя отвергнутыми. Мы, взрослые, тоже испытываем это чувство, когда нас оставляет любимый человек, начинаем думать: может, я слишком мало ему дал? Что я сделал не так? Может, я недостаточно привлекателен? И так далее. Такие ощущения объясняют и потерю чувства собственной полноценности, и чувство одиночества, которое возникает почти у всех после развода родителей.
Чувство вины во многих случаях усиливается тем, что значительная часть родительских ссор была связана с вопросами воспитания. Ребенок видит причину конфликта в себе, начинает обвинять себя в том, что родители расстались. Иногда дети пытаются мирить родителей, а развод свидетельствует о провале этих попыток. С уходом одного из родителей страх разлуки, боязнь потерять любовь становятся реальными. С этими страхами в той или иной степени связан каждый «конфликт влечений», эти страхи – двигатель культурной адаптации. Развод многим детям кажется наказанием, расплатой за плохое поведение, недостаточные успехи и запретные мысли.
Особую роль играют фантазии, связанные с агрессией. Не бывает любовных отношений, в которых нет амбивалентных чувств –
