Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор

где есть любовь, всегда есть и элемент агрессии. Любовь делает нас и сильными, и ранимыми. Чем младше дети, тем чаще они считают, что если родители им что-то запрещают, в чем-то ограничивают – значит, не любят. Это порождает страх и ярость. Ребенок в гневе может не хотеть видеть отца или мать или даже желает, чтобы они исчезли, умерли (для маленьких детей это одно и то же), – и это нормально. Такие приступы агрессии быстро проходят, а потребность в любви возвращается, как и сама любовь. Но остается страх, что «злые желания» могут исполниться или за них может последовать расплата. Обычно ребенок быстро находит доказательства тому, что это необоснованные страхи: мама и папа с ним, живы-здоровы, детский гнев не наносит им вреда. Это очень важный опыт, благодаря которому ребенок учится различать вымысел и реальность, справляется с фантазиями о собственном всемогуществе. Расплата, которой ребенок опасается, остается в воображении – из-за разрушительных желаний и страха перед наказанием случаются фантазии о тиграх, разрывающих жертву, о ведьмах и духах.

Что происходит, когда маленькие дети во время обострения конфликта отношений узнают об уходе из семьи одного из родителей? Для них это выглядит как расплата – воплощение в жизнь желания, чтобы отец или мать исчезли. Другой вариант – если агрессия ранее была направлена против родителя, который остается в семье, уход второго воспринимается как наказание за эту агрессию.

Появление чувства вины за развод родителей – скорее правило, чем исключение, об этом говорится во многих работах[35]. Валлерштейн и Келли (1980) считают, что такие явления встречаются в 30–50 % случаев. По моим наблюдениям, этот процент намного выше и у маленьких детей, и у детей более старшего возраста.

Чувство вины порождает страх – страх расплаты и страх собственной власти. Но даже те дети, которые не чувствуют себя «соучастниками» развода, испытывают беспокойство. Все серьезные изменения в жизни воспринимаются как угроза, особенно если учесть, что ребенок не имеет влияния на то, что должно произойти. Возникают вопросы: «Увижу ли я папу (маму) снова?», «Где мы будем жить? Куда он (она) переедет?», «Как я найду папу (маму), если я еще не могу ездить один на трамвае?», «Кто будет зарабатывать деньги, чтобы покупать еду?», «Что будет с моими друзьями, если мы переедем в другой район или город?», «Кто позаботится о моем хомячке, можно ли мне взять его с собой?», «Что я скажу в детском саду, если папа (мама) не будет меня больше забирать?» и т. д. Лишь тот, кто совсем не знает детскую душу, может смеяться над этими тревогами, лишающими ребенка покоя и сна. Эти тревоги – по сути рационализация глубоких бессознательных страхов, именно эти страхи подпитывают их и в итоге приводят к истерическим проявлениям.

Наряду с упомянутыми выше фантазиями о расплате к глубинным страхам относится боязнь потерять и второго родителя. Почвой для этого является шокирующее открытие об изменчивом характере любви. «Мама и папа не понимают друг друга, много ругаются и не любят друг друга, как прежде», – так большинство родителей объясняет детям причины развода. Нет ничего проще, чем представить себе реакцию ребенка: «Если мама больше не любит папу и уходит от него (или прогоняет его), кто знает, может, завтра или послезавтра она перестанет любить меня и точно так же уйдет или прогонит». Ребенок может так воспринимать ссоры – ведь, с его точки зрения, именно они привели к исчезновению любви между родителями. Поэтому часто после развода родителей поведение детей меняется «к лучшему» – ребенок стремится избегать конфликтов, отодвигает свои запросы на задний план, поскольку боится, что его бросят.

Вспомним Петера и Розу. Один ребенок может грустить, у другого гнев преобладает над печалью, третий, вероятно, мучается угрызениями совести. Четвертый же из-за панического страха потерять и второго родителя не решается ни злиться, ни грустить. Выражение эмоций глубокого индивидуально, но печаль, боль, ярость, вина и страх – это типичные и нормальные реакции ребенка на развод родителей. Именно так ребенок и должен реагировать, если он психически здоров и был в теплых отношениях с ушедшим родителем. Конечно, бывает и так, что детские чувства оказываются скрыты от окружающих, даже от родителей. Об этом мы поговорим далее.

Дети, которые любят родителей – пусть это чувство и амбивалентно, – всегда реагируют на развод. Расставание двух значимых взрослых – это событие, к которому нельзя остаться равнодушным. Чувства, которые мы описали выше, – не просто реакция на травмирующее событие, но средство, которое призвано восстановить душевное равновесие. Упомянутые психологические реакции, с одной стороны, раскрывают сильное душевное страдание, а с другой – дают возможность переживать его без угрозы для существования. Печаль помогает ребенку примириться с потерей и (за исключением случаев депрессии) утешиться. Обиженный ребенок вызывает у окружающих желание сделать для него что-нибудь доброе, ребенок позволяет себя утешить. Грусть в конце концов уходит, если ребенок понимает, что по-прежнему много значит для мамы и папы. Ярость — аффект, который возникает лишь в результате сильного разочарования. Разочароваться можно лишь в человеке, от которого ждешь чего-то приятного (удовлетворения и любви). Ярость означает борьбу против «злой» части объекта или самого объекта либо борьбу за восстановление хороших отношений с ним. Ярость допускает и вероятность катарсиса, то есть просветление, улучшение. К тому же это яркий сигнал для окружающих о том, что ребенку нужна помощь (при условии, что взрослые не чувствуют себя в опасности из-за детской агрессивности). Если родители понятно объяснят причины развода, смогут донести до ребенка, что они не сердятся на него, а, наоборот, хотят ему помочь, это даст возможность со временем преодолеть большую часть чувства вины. Если принять страхи всерьез и обсудить их с ребенком, можно помочь ему с ними справиться. Со временем ребенок поймет, что развод родителей, из-за которого пошатнулся мир, – на самом деле не конец света.

1.4. Мир манфреда и катарины разрушен

Есть дети, у которых новость о том, что один из родителей больше не будет жить вместе с ними, вызывает психические реакции, выходящие далеко за рамки описанных выше чувств горя, ярости, вины и страха.

Манфреду шесть с половиной лет. Обычно в таком возрасте мальчики идентифицируют себя с отцами. Идентификация значит гораздо больше, чем принятие другого человека в качестве примера для подражания. Идентифицировать себя с другим – значит слиться с ним, подсознательно фантазировать, что ты есть другой, переживать, как он. Идентификация проявляется в некоем «мы». Таким образом человек присваивает себе часть объекта, с которым идентифицируется. (Идентификация