Российский колокол №5-6 2021 - Коллектив авторов
– Да послушай… Бессон по большому секрету брякнул, что с первого января поубирают к чертям все маршрутки.
– Возможно ли такое? Что-то я сомневаюсь…
– А ты не сомневайся… Заготавливается особенное постановление… Бургомистр с питерскими уже вовсю взасос целуется… Теперь их автобусы будут гонять вместо наших «газелей»…
– Старик, ты знаешь это наверняка?
– Я же говорю… Бессон по большому секрету…
– Спиногрызы! Постановлениями прикрываются, законами…
– Эх, Димитрий!.. Где закон, там и обида.
…Проходили истощённые мятые тучи.
За стёклами, которые слезились дождевыми каплями, серело лицо Фонарёва. Всё вокруг было каким-то гадательным, неопределённым. Лишь изредка дробились негустые огни проезжавших мимо автомобилей.
«Домой? – терзался Митя. – Или на последний круг? Пожалуй, всё-таки на последний… Итак, что имею? С Бессоном за ноябрь рассчитался… А впрочем, лучше бы и не брал у него “газель” в рассрочку. Хотя кто же знал, что с маршрута в новом году решат выкинуть… Вот куда теперь “газель” девать? Маруся расстроится. Не послушал её совета – купил. Вечно я с чем-нибудь да вылеплюсь…»
По улицам метались огни машин.
Фонарёв заметил подживление ещё на Елецкой, а когда свернул на Рабоче-Крестьянскую, то и вовсе встал в пробку.
«Что бы это значило?» – спрашивал сам себя Митя, пока проезжал «Чекистов», мост и «Современник».
На Аллее Героев в маршрутку сели две вострухи – так он называл бойких девиц.
– Апокалипсис там, что ли? – удивился Фонарёв.
Вострухи прыснули смехом.
– Ну, типа того, – отозвалась молочнолицая.
– Концерт, – добавила яркогубая.
– А что, не понравился?
– Прикалываешься, да?.. Какой-то пацан пиликал на флейте… Мы сразу свалили…
– Пацан? – перебила одна воструха другую. – Да это сын Зверькова, Кира Зверькова… Ну, самого богатого депутата гордумы. Поняла?
– И чё?
– И то… Такой пацан далеко пойдёт.
– Знаешь, и мы бы с деньгами пошли…
– Знаю, солнце, знаю!.. Остановите нам на Гагарина… Мы пойдём…
Митя высадил галдевших вострух и почувствовал, что всё, чем он занимался два последних года, стало вдруг не его. Всё опало, отчудилось. Ни о чём он теперь не мог думать – просто ехал, полосуя тьму фарами.
3
Там и сям виднелись лужи, в них мрачно отражались серые дома, и поэтому Мите никак не верилось, что они покроются льдом в этот ноябрьский вечер. Мужчина закрыл «газель» и оглянулся. Рябину возле подъезда обыскивал выскочивший вдруг из темноты ветер. Лужи морщились.
«Минус три обещают… Рябине солоно придётся… А впрочем, она же привычная к морозам…»
Фонарёв, ёжась, влетел в подъезд и чуть не натолкнулся на Марусину заведующую. Она глядела змеёй, выюркнувшей из-под ног змеелова.
– Здравствуйте, Олеся Анатольевна!
Перепёлкина что-то буркнула и качнулась к выходу.
«Вечные штучки и выверты… А ещё соседка! И как только с ней Маруся работает? Надо бы спросить…»
Мужчина выудил из почтового ящика платёжку и, рассмотрев «итого», выругался.
«Лишь на той неделе отопление дали, а уже две тысячи девятьсот…»
Полы в лифте были усеяны обломками гипсокартона и ещё чем-то хрустким.
– Высочкины всё ремонтируются… Хотя бы убрали за собой… Свиньи!
Митя зацепился взглядом за командирские часы с красными стрелками.
«Ого! Почти восемь».
Раздался покрик дверного звонка.
– Кто там?
– Марусь, это я.
Дверь отворилась.
– Ну наконец-то… Мить, давай выпроваживай Дашку… – выпалила прямо с порога жена.
– Тише ты! – цыкнул Фонарёв… – Ещё обидится…
– Нет, пусть лучше я обижусь… Да?
– А сколько она у нас?
– Полдня… Разве в гости так ходят?
– Она же дитё… Не понимает.
– И родители не понимают?
– А что родители? Ты же знаешь, Дашкина мать – проводница… С поезда почти не слезает… Отец её, он, это… в моей бывшей бригаде служит – механиком-водителем, кажется…
– Эта Даша Ролик – явная плутня, – не унималась Маруся.
– Ерундейшая чепуха! Дитё есть дитё… Ей хорошо здесь, поэтому-то она домой и не торопится.
Женщина, натолкнувшись на неожиданный довод, замолчала.
– Говорила ли ты Лёшке с Дашей, когда им разбегаться?
– Я ж не думала, что так всё будет…
– А вот в другой раз говори… Вырабатывай командный голос…
Митя стянул берцы и пошёл в комнату сына.
– Привет, молодёжь!
– Здрасте, дядь Дим!
– О, пап! А мы в «Монополию» рубимся.
– Вижу… Молодцы!
– У меня отели на Гоголевском бульваре и станции «Маяковского», а у Даши… на Арбате…
– Дядь Дим, а вы будете с нами? Ваш любимый башмак, – девочка кивнула на игровую фигурку, – не занят…
Дмитрий Алексеевич взял маленький оловянный башмак и, словно взвесив его, сказал:
– Спасибо, Дашунь, как-нибудь в другой раз! Да и поздно, понимаешь? – Фонарёв заглянул в глаза девочки – в них сияла яркая, чуть пожелтевшая зелень.
«Миленькая, – мелькнуло у мужчины, – но всё портит эта её всегдашняя застиранная жёлтая кофта…»
– А чё там натикало, дядь Дим?
Мужчина вскинул руку с часами, показывая время.
– Ой, я пойду! Уже девятый час…
– Молодой человек, а ну-ка проводи Дашу!
– Да, пап, сейчас…
– Молодёжь, вы это… вы и завтра можете поиграть… Но только с двух до четырёх…
– Пап, а можно подольше?
– Нет, Лёшка… Мы после четырёх за продуктами поедем в «Ашан».
– А, ну ладно!
– До завтра, дядь Дим!
– Пока, Дашунь! Смотри телефон у нас опять не забудь…
– Правда, всегда его забываю… – Девочка вся светилась изнутри, точно в ней горела маленькая лампочка.
«Нет, никакая она не плутня, – подытожил Дмитрий Алексеевич, – просто расхристанная немного».
Фонарёв закрыл за детьми дверь и прислушался.
– Эй, Маруся! Куда ты запропастилась?
– Я ужин вам разогреваю… Будете макароны доедать.
– Хорошо, пацан вернётся – и доедим, – протянул Митя, заглядывая к жене на кухню.
– Пойми, умаялась я сегодня… Как будто две смены в детском саду отпахала…
– Да понимаю, Марусь… Что ты оправдываешься?
– А вот и Алёша!
– А ты что, мам, узнала меня по походке? – послышался певучий голос из коридора.
– Конечно, топаешь как слон.
…Время тихими шагами проходило мимо.
Младший Фонарёв давно спал в своей комнате, а Фонарёв-старший, приглушив кухонное радио, разглядывал жену.
– Не хочешь слушать про Алеппо?
– Не хочу… За целый день в маршрутке наслушался.
– Ну а что ты так держишь меня глазами на привязи?
– Любуюсь твоими веснушками, Марусь.
– Всё это, как ты выражаешься, ерундейшая чепуха…
– Нет, правда любуюсь!
– Неужели я лучше молодых цоколок?
– Кого?
– Ну, этих девочек на шпильках…
– Так, с этого места поподробнее… Хоть к чему-нибудь прицеплюсь воображением…
– Во наглец!
– Это я наглец? Ну держись…
Он повлёк её к себе, и она не противилась. Прикосновения её ласкали, как сливки… Когда спустя час она высвободилась из его объятий, луна за окном побелела. Было тихо, и снег работал добрый.
– Мить, кофе сварить? – слабым голосом спросила Маруся, запахивая халатик.
– Да
