Пария - Энтони Райан
– Мы дойдём до поверхности дня за три или около того, – сказал Резчик. – И тогда уже ждать будет нельзя. Ты должен ей сказать.
Он посмотрел вниз, встретившись со мной взглядом. Хотя он был, пожалуй, самым спокойным из прихожан, я видел, как с каждым днём, приближавшим нас к побегу, в нём растёт отчаяние. Последователи Сильды оставались преданными, но, глядя на их нарастающую жажду освобождения из Рудников, оставалось только гадать, сколько эта преданность продлится.
– Я скажу ей, – ответил я, карабкаясь вниз в темноту и пытаясь не слушать протестующий писк скоб.
***
Сильда, когда я вошёл, вычитывала последнюю копию свитка мученика Каллина. Гордость не позволяет мне называть тот свиток лучшим описанием его истории из всех, но другие писари так его называли, и даже те, кого нельзя считать просто стаей завистливых писак, недостойных своего звания.
История раскаявшегося вора стала основным средством, с помощью которого Сильда учила меня письму, и моя первая попытка переписать её напоминала работу самого неуклюжего ребёнка. И всё же я её сохранил. Другие работы, возможно куда более важные, я за долгие годы потерял или выбросил, но не тот первый нетвёрдый шаг по пути писаря. Понимаете, дело было не только в изучении букв – за этими корявыми словами скрывалось понимание, поскольку, направляя мою руку, Сильда направляла и мой разум. История этого отсталого королевства. Семейные узы крови и родства, которые его связывали. Договор между Ковенантом и Короной, который она называла «насущной необходимостью». Всё это я выучил через мученичество Каллина, вора, который украл её сердце спустя три века после смерти.
– Нашли ошибку? – спросил я, остановившись в дверях её комнаты. – Наверное, снова корявый завиток?
– Нет. – Она улыбнулась, оторвавшись от свитка. – Из того, что я видела, это прекрасный и идеальный документ, каким только может быть союз чернил и пергамента. Элвин, пускай твои навыки и не полны, но они значительны.
Я сдержал желание самодовольно ухмыльнуться, а вместо этого скромно ответил:
– Благодарю, восходящая.
Она фыркнула, видя меня насквозь, как и всегда.
– Гордыня и тщеславие в итоге тебя прикончат, – со вздохом упрекнула она меня. – Выкладывай уже. Ты такой почтительный только когда надо сказать то, что мне не понравится.
– Шахта будет закончена за три дня, – сказал я. – Резчик говорит, после этого она долго не простоит.
– Понятно. – Она отложила свиток, откинулась назад и жестом предложила мне занять моё обычное место. – Кажется, мы уже давно не обсуждали твои расчёты. К каким выводам ты пришёл за последнее время?
Я недоумённо нахмурился, стоя в дверях.
– Шахта…
– Я слышала, Элвин. – Она настойчиво указала на сложенный письменный столик, и я уселся на своё обычное место. – А теперь, – сказала она, выжидающе улыбаясь, – расчёты.
– Я много думал о родне Эрчела, – начал я. – Пытался вспомнить как можно больше имён. Составил список – кузены, дяди, тёти и так далее. У Эрчела много родни, но их сложно запомнить, помимо редких историй об отличном ограблении или особенно жестоком убийстве. Его дядя среди них был единственным примечательным, и даже если я могу допустить, что он в этом участвовал, то мне не верится, что ему хватило мозгов организовать западню. По крайней мере, западню, которую Декин бы трижды не разгадал.
Даже и не припомню, сколько раз мы проводили этот любопытный ритуал. Я делился всем, что смог выудить из памяти, а она направляла меня, пытаясь добраться до ранее скрытого смысла. Это расстраивало, но иногда такое упражнение приносило плоды, открывая, как много прежде ускользало от моего внимания. Например, теперь я понимаю, что акцент Тодмана был фальшивым, и на самом деле он происходил из какого-то южного герцогства. А ещё, Герта, очевидно, была столь же искусной воровкой, насколько лингвистом и шлюхой. А её удивительная ловкость рук и была основной причиной, по которой мой кошелёк вечно оказывался слишком тощим, чтобы заплатить за её услуги.
А ещё был сам Декин.
По большей части выводы, к которым подводила меня Сильда, были мелочами, вроде очевидного теперь факта, что Декин разбирался в грамоте не больше, чем я когда-то. Другие откровения требовали большей глубины размышлений. С помощью Сильды я начал ясно видеть одержимость, которая привела Декина и его последователей на погибель, и эта одержимость в итоге вылилась в безумие. «Человек, которого ты описываешь, хотел в жизни только одного», говорила она, «заработать наконец внимание своего отца, хоть через славу разбойника, хоть через прямое убийство. Когда королевский защитник отсёк ему голову, Декин навсегда лишился цели, к которой стремился с детства. Люди теряют рассудок и из-за меньшего».
Декин стал жертвой предательства, но теперь я знал, что он насадил свою голову на пику задолго до того, как мы сделали первый шаг в сторону Моховой Мельницы.
– Родню Эрчела мы обсуждали и раньше, – сказала Сильда. – С похожими выводами. И куда это нас ведёт?
– К размышлениям о том, кому хватило бы мозгов организовать такую ловушку. – Как бы нетерпеливо ни хотел я вернуться к вопросу нашего, будем надеяться, неизбежного побега, раздумья над этой загадкой всегда целиком захватывали моё внимание. – И этот короткий список мы уже перечисляли.
– Перечисли ещё раз.
– Тодман, который, конечно, скотина, но хитрости ему хватало, хотя я всегда считал, что он больше последователь, и не будет действовать против Декина, во всяком случае, в одиночку. Это мог бы сделать Конюх, если бы не погряз… если бы его не занимала так сильно приверженность Ковенанту. Райт был достаточно умён, но казалось, амбиции его совершенно не заботили. И… – Я умолк, пожимая плечами. – Единственная голова, которой ещё хватило бы ума и воли такое провернуть, скорее всего торчала на пике на стене замка Дабос, в прошлый раз, как я её видел.
– Да, милая Лорайн. Скажи, Элвин, что именно ты видел, когда смотрел на те головы на
