Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков

Можно с уверенностью утверждать, что Свердлов смог бы организовать доставку Романова в Москву. Но такого решения либо никто не принимал, либо они были умело скрыты. Поэтому планы вождя мирового пролетариата о народном суде над «палачом и тираном» не осуществились, и уральские «управители» управились сами, когда запахло порохом. Чехословаки подходили к городу, и это дало отличный повод расстрелять пленников Ипатьевского дома. В Москве понимали, что произойдет, если промолчать в решающую минуту, и они промолчали.

Был ли согласованный с центром план «Б» под кодовым названием «Филиппов суд» — так и останется домыслом без документальных подтверждений.

Но не будет лишним сказать, что воля Уральского облисполкома, когда рабочие и крестьяне узнали о расстреле, не встретила в народе протестов и негодований. И это молчаливое согласие довольно красноречиво говорило о настроениях народных масс тех лет.

Опасения уральцев, что в Тобольске готовится побег бывшего царя, оказались напрасными. Никто его не собирался спасать.

«Спекулируя на чувствах кругов, близких к бывшему царю, так называемые „заговорщики“ (зять Г. Е. Распутина — Б. Н. Соловьев, тобольский священник А. Васильев и другие) присвоили себе большие суммы денег и драгоценностей царской семьи, не делая никаких попыток для ее спасения» (303).

Утром 25 июля восставший Чехословацкий корпус подошел к станции Екатеринбург и захватил город. Красная армия и большевики к этому моменту покинули его.

Увы, популярность Николая II была на нуле. Если бы Николай II был политически ценной фигурой, то после взятия Екатеринбурга белые бы подняли Николая II и убийство его как свой флаг, объединяющий русское общество с богоборческой властью. Но они этого не сделали (304).

Вокзал в Екатеринбурге после взятия города частями Сибирской армии и Чехословацкого корпуса, 1918 год

Адмирал Колчак провозгласил себя Верховным правителем России. Его, кстати, чехословаки, на штыках которых он набрал обороты, и сдали в середине января 1920 года иркутским большевикам. Они это сделали в обмен на безопасный путь на восток — подальше из России, страны, из которой они всего лишь хотели уехать домой, но наделали столько шума, что он до сих пор не умолкает на страницах истории.

Как бы там ни было, наступление Чехословацкого корпуса и Сибирской армии Колчака летом 1918 года по-настоящему напугало борцов за социальное равенство. В Кремле царили паникерские настроения.

Свердлов в постановлении ЦК РКП(б) от 26 ноября 1918 года «Об укреплении Южного фронта» заявляет: «без успехов против чехословаков Советская республика будет ликвидирована в более или менее короткий срок… Все части Красной Армии должны понять, что дело идет о жизни и смерти рабочего класса, и потому никаких послаблений не будет. Командный состав должен быть поставлен перед единственным выбором: победа или смерть» (305).

Как будто этого было мало, в Мурманске и Архангельске высадился английский десант. На Дальнем Востоке американские оккупанты в содружестве с англичанами и японцами заняли важнейший порт — Владивосток. Чехословацкий корпус с Колчаком двинул в сердце России. Вся эта агрессия против большевизма выглядела настолько устрашающе для обитателей Кремля, что они всерьез задумывались о сдаче власти и бегстве за границу.

Советское правительство очень рассчитывало на помощь Германии в удержании власти. Но войска из стран Антанты растворяли эту надежду все сильнее и сильнее, стягивая свои силы на перифериях страны.

В начале августа 1918 года на секретном заседании в Кремле Ленин предложил специальному комитету большевистских лидеров временно проиграть игру и покинуть Москву. Троцкий был не согласен и в крайних случаях выступал за присоединение к Антанте. Когда большевики наконец почувствуют, что приближается их последний час, они взорвут Москву или хотя бы Кремль.

1 августа агент (который получил конфиденциальную информацию о деятельности посольства России от вице-консула России Воронова в Берлине) сообщил, что большевистское правительство через свое посольство в Берлине отправляло значительные суммы денег для перевода в швейцарские банки курьером, который уехал в тот же вечер (306).

Планы большевиков сбежать из России в случае острой опасности подтверждают находки в несгораемом шкафе Якова Свердлова, который был обнаружен под слоем исторической пыли спустя семнадцать лет после описываемых событий.

«На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны. 26 июля с/г этот шкаф был нами вскрыт и в нем оказалось:

1. Золотых монет царской чеканки на сумму 108 525 рублей.

2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, — 705 предметов.

3. Семь чистых бланков паспортов царского образца.

4. Семь заполненных паспортов.

Кроме этого обнаружено кредитных царских билетов на 750 тысяч рублей» (307).

Один из семи заполненных паспортов был на имя председателя ВЦИК. У Свердлова всегда был запасной план, который мог осуществиться в любую секунду в революционных условиях полного отсутствия стабильности и предсказуемости.

Однако это еще не все. Ходили упорные слухи, что Алмазный фонд Российской империи (или его наиболее ценная часть) хранился долгое время у Клавдии Новгородцевой. Борис Бажанов, который был на короткой ноге с вдовой Свердлова, его братьями и детьми, ссылается на Германа и Андрея Свердловых: мол, видели, один ящик в письменном столе матери всегда закрыт. В нем оказалась куча каких-то фальшивых камней, очень похожих на большие бриллианты. Но, конечно, камни поддельные. Откуда у матери может быть такая масса настоящих бриллиантов?

Ящик он снова закрыл и положил ключи на прежнее место.

Герман был того же мнения — это какие-то стекляшки. Яков Свердлов, кажется, стяжателем никогда не был, и никаких ценностей у него не было. Я согласился с Германом — конечно, это что-то ничего не стоящее.

Политбюро, считает Бажанов, выбрало для хранения Алмазного фонда частное лицо, к которому Политбюро питало полное доверие, но в то же время не играющее ни малейшей политической роли и совершенно незаметное. Это объясняло, почему Клавдия Новгородцева нигде не служила и вела незаметный образ жизни, а кстати — и почему она не носила громкого имени Свердлова, которое бы ей во многом помогало во всяких мелочах жизни, и продолжала носить девичью фамилию. Очевидно, она была хранительницей фонда (впрочем, я не думаю, что это затем продолжалось много лет, так как падение советской власти с каждым годом становилось более маловероятным) (149).

Действительно, Свердлов, как и его жена, никогда не были людьми алчными, никогда не были уличены в тяге к роскошной жизни. Но вот в их готовности рисковать этой самой