Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин
В этом отрывке всплывает еще одна ключевая характеристика Славского: «представитель власти». К этому можно добавить – власти, которую половину своей жизни он осуществлял в экстремальных условиях и поэтому нередко брутальными методами. Это не попытка «оправдания» Ефима Павловича – он не нуждается в «моральных» оправданиях, как и эпоха, продуктом и творцом которой он был.
Перед публичным выступлением.
[Из открытых источников]
Абсолютный приоритет Дела у Ефима Павловича перед всем, включая семью, подтвердила в разговоре с автором этих строк и старшая дочь Славского – кандидат биологических наук Марина Ефимовна: «Понимаете, мы с сестрой, к сожалению, мало общались со отцом: он все время был в делах, в разъездах. Если работал в Москве, то приезжал домой поздно ночью, когда мы давно спали. А когда уходили в школу, потом в институт – он еще досыпал и мы все делали тихо, чтобы не разбудить его. Даже в редкие выходные, когда он был дома, он часто занимался у себя в кабинете делами, кого-то принимал. У отца вся жизнь каждый день была направлена на огромные государственные дела, и мы знали с детства от мамы, что расспрашивать его об этом нельзя. Мама всегда была «при нем» и «за ним» – никогда не утверждала какое-то свое «я», не спорила, не противоречила мужу – во всяком случае, мы никогда подобного не слышали. Ефим Павлович и в доме всегда был неоспоримо, по-патриархальному главный…»
В Озёрске, на комбинате «Маяк», удалось побеседовать с несколькими людьми, которым когда-то лично довелось общаться, или видеть и слышать Ефима Павловича во время его приездов на комбинат. И каждый говорил о нем или со скрытым, или с откровенным восхищением, как о некоем былинном герое былых «заповедных» времен.
Вот как поведал о случае личного общения с Ефимом Павловичем ныне пенсионер, а тогда аппаратчик комбината «Маяк» седьмого разряда, работавший на технологических линиях с тритием, Владимир Никифорович Зубов:
«Я видел Славского один раз в 1980‐м году. Неожиданно меня пригласили к тогдашнему директору нашего завода № 156 – Алексею Евстигнеевичу Спирину, и он сообщил, что меня посылают в Москву. А я еще думаю: зачем в Москву – разгонять тоску? А оказывается, нас троих: меня, директора комбината Броховича и секретаря парткома стройки Козлова отправляют на коллегию министерства. Там я увидел Ефима Павловича.
Впечатление такое: это кряж, монумент! Голос громогласный, когда говорил в зале тишина гробовая. Все цифры называл без всякой бумажки – все досконально помнил. Кого-то крыл за недостатки – очень сурово.
А потом было награждение, которого я не ожидал, – награждали именными наручными часами. Я поразился полной перемене в Славском – это уже был не суровый командир, а такой добрый дядька – глаза сверкают, улыбкой лучится. Начал руку жать – думал сломает, хотя у меня тоже рука – ничего себе – вентиля всю жизнь тугие крутил.
Потом был стол с чаем, с кофе, обстановка совершенно домашняя. Но и там разговоры все время крутились вокруг работы. Это была совершенно особая порода людей».
А вот какие впечатления вынес из многолетнего общения со Славским бывший главный инженер военного завода № 20 комбината «Маяк», заслуженный изобретатель, лауреат Госпремии СССР Владимир Иванович Кузьменко: «Мне в 1970–1980‐е приходилось не раз общаться с Ефимом Павловичем – на совещаниях и у нас на заводе и в министерстве на Ордынке. Общее впечатление: суровый, требовательный и порядочный человек. Который мог по делу и припечатать крепким словцом. У нас на заводе ходила острота: «Атомную бомбу удалось создать светлой головой Владимира Ивановича и крепким матом Ефима Павловича». Это, конечно, шутка… Вообще, в нем было счастливое сочетание грамотного инженера и грамотного руководителя. Выслушивал предложения, анализировал и очень быстро или соглашался или вносил свои коррективы – всегда дельные. Никаких препятствий для общения с ним нет было, с ним можно было и поспорить. Но если он что-то уже конкретно поручал, то не сделать этого было просто невозможно».
Для полноты портрета Славского важны как раз эти разительные перемены в поведении: то он суровый диктатор, олицетворяющий «карающий меч», то вдумчивый инженер, выбирающий в деловом споре с другими инженерами-коллегами оптимальное техническое решение, то мягкий улыбчивый «дед», раздающий «пряники», то обиженный ребенок. А то и заводной шутник, с которым можно подурачиться, а можно и «осадить». А «осаживать» Ефима Павловича бывало за что, поскольку его порой «заносило». Только сделать это могли далеко не все.
Об одном таком эпизоде с улыбкой вспоминает сотрудник КБ-11(РФЯЦ-ВНИИЭФ), доктор технических наук, лауреат Ленинской премии Борис Бондаренко: «Несмотря на твердое положение министра в своем ведомстве и правительстве, все же мне приходилось иной раз наблюдать, как его одергивали и сажали на место, «как мальчишку». Правда, это были комические, полудружеские одергивания.
Первый раз, как я помню, это происходило в нашем большом конференц-зале на 21‐й площадке. Приехал министр Е. Славский, был «Борода» – И. Курчатов, конечно, Ю.Б. (Харитон. – А.С.), другие начальники КБ-11, ну и все теоретики. Раньше дискриминации не было. Приглашались все без исключения теоретики, в том числе молодые спецы.
На этом «сабантуе» речь шла о развитии телеметрических физических измерений при испытании ядерных зарядов. После нескольких сообщений слово взял министр. Он вышел на авансцену и произнес: «Что у вас за телеметрия?! Вот у нас в 1‐й Конной армии была телеметрия, так телеметрия! Выйдешь, бывало, на бугор, саблей как махнешь, так и пошла кавалерия в атаку галопом. А у вас телеметрия – определять мощность по тому, повалился деревянный нужник на КП или нет».
Что-то еще продолжал говорить Е.П.С., но тут «Борода» звонко стукнул палкой по столу и произнес: «Ну ты, Ефим, садись, пусть лучше молодежь выскажется, ее послушаем» [37].
Это интересное воспоминание Бондаренко, правда, несколько «корректирует» Лев Рябев, также бывший участником того совещания: Курчатова, по его словам, на нем не было. Очевидно, Бондаренко слышал подобное «осаже» Ефима Павловича со стороны Игоря Васильевича раньше или позже.
Славский никогда не обижался, обид ни на кого не таил и, может быть, поэтому сам не привык стеснять себя в выражениях. «Вспоминаю из рассказов отца такой случай, – говорит Петр Анатольевич Александров, – они со Славским на «Маяке» как-то обсуждали, почему происходят «козлы» в промышленных реакторах. Стояли за загородкой, куда излучение не добивало. И вдруг какой-то сотрудник приносит им поднос, на котором
