Виктор Черномырдин: В харизме надо родиться - Андрей Вячеславович Вавра
Не было. Но и было. Ведь истина не в исторических фактах, а в их взаимодействии с текущим днем. И что из этого получилось. Вот почему самое изменчивое, самое непостоянное в нашей жизни – это наша история. Картину прошлого рисует современность. Определяет сегодняшний день.
Привел этот эпизод потому, что в нем объяснение жанра книги, ракурса рассмотрения биографии, отбора фактов из бесчисленного множества разноречивых событий эпохи.
Но личные отношения с Виктором Степановичем у меня еще вот почему.
Желание написать о нем связано было еще и с определенным чувством вины: мне было поручено готовить тексты телеобращений президента – и по поводу отставки Виктора Степановича в марте 1998-го, и по поводу его возвращения.
Как происходит написание такого рода текстов? Спичрайтер оформляет в слова намерения и мысли президента. Понятно, никто ничего не надиктовывает, просто требуется правильно понимать ситуацию и ее оценку президентом. Словом, поучаствовал и в отставке (мое первое с ним заочное знакомство), и в неудавшемся возвращении. Формально – ни при чем. Но вроде как бы соучастник…
Во втором случае мне и довелось познакомиться с Виктором Степановичем лично. Он прочел текст, нам налили по бокалу красного вина, мы чокнулись, я поздравил его и пожелал всего самого лучшего…
А самый последний толчок – беседа с друзьями, которые продолжали рассматривать эпоху 90-х исключительно под углом зрения деятельности реформаторов и противостоящей им коммунистической оппозиции. А где тут ЧВС? Что ж это за история такая, когда ни в одной ее версии ключевому персонажу не находится места…
Есть такое популярное занятие – составление картины из отдельных кусочков – пазлов. Но вот пазл ЧВС как-то плохо влезает в картинку российской истории 1990-х.
Без него эпоха выглядит как-то понятнее, проще: вот реформаторы, вот левая оппозиция, стремившаяся все вернуть назад, в советскую эпоху. А ЧВС?.. Явно не собирался повернуть назад, но лицо реформ, лицо эпохи кардинальных преобразований – это Гайдар, Чубайс, Немцов. А ЧВС хотя и вел реформы, но как-то не так, как от него ожидали. Словом, к одним не относится, на других не похож…
Но чем дальше мы отходим от этой эпохи, тем яснее видим, что начатые тогда преобразования пошли не так, как ожидалось, претерпели кардинальную трансформацию. Приобрели совсем другие форму и содержание. Почему же первоначальный вариант политических и экономических преобразований не удалось реализовать, чего не учли, чего не предусмотрели?
В связи с этим особое внимание привлекают фигуры, которые оказались не в тренде, не укладывались в магистральное направление времени. Фигуры, у которых с эпохой не полное совпадение, определенный зазор. И здесь Виктор Степанович Черномырдин является наиболее интересным персонажем.
* * *
Неопределенность его места в истории преобразований 90-х базируется на расхожем представлении, что он чего-то не понимал и вообще внутренне не был готов к кардинальным переменам.
А тогда к какому разряду его отнести, раз он так существенно отличается от подлинных реформаторов? Очевидно, что не к левой оппозиции, которая звала вернуться назад, стремилась возродить то, что показало свою нежизнеспособность. Тогда куда? На этот простой вопрос нет ответа. Да, следовал курсу, заявленному Ельциным, вел реформы, но делал это как-то по-своему (как пишут – медленно и непоследовательно). Так все-таки в соответствии со своими представлениями или по элементарному неумению?
Но ведь в тех случаях, когда речь шла не об экономике и к его решениям неприменимы характеристики «медленно и непоследовательно», он тоже действовал по-своему, получая за это жесткую критику. Имею в виду хотя бы освобождение заложников в Буденновске или его дипломатические усилия по прекращению бомбардировок в Югославии.
В таком случае можно сказать, что идеологически он был с реформаторами (потому что «стало легче дышать», потому что у людей появилась возможность проявить инициативу, самостоятельность, возможность раскрепоститься и действовать без оглядки на догмы партийной идеологии). Но действовал при этом исходя из собственного опыта (не теорий и учебников!), наработанных в течение жизни взглядов и принципов (в российское правительство он пришел уже состоявшимся профессионалом, жестким руководителем, сумевшим, вопреки противодействию руководства советского правительства, добиться кардинальной реформы газовой отрасли, что позволило ей успешно развиваться в российский период).
Знал, мог и умел.
При этом надо понимать, что эти «знал, мог и умел» в условиях перехода от плановой к рыночной экономике носят весьма условный характер. Ссылка на то, что у реформаторов был перед глазами опыт успешных преобразований в Польше, который они тщательно изучали, надеясь применить и использовать в России, не очень корректна.
При единстве вектора реформ исходные условия в Польше сильно отличались от российских. Там не было все так зачищено, как в СССР. Там было общественное согласие относительно перехода к рынку, что ассоциировалось с обретением независимости после 40 лет развития под диктовку Советского Союза. Там еще не до конца были выкорчеваны традиции свободного предпринимательства, существовали элементы многопартийности, влиятельными общественными институтами являлись профсоюзы и католическая церковь. Да и ВПК занимал в экономике значительно более скромное место – не 50 процентов, как у нас. Поэтому опыт Польши пригодился в ограниченных количествах. Наш путь рыночных преобразований приходилось прокладывать самостоятельно, методом проб и ошибок. Тем более, при отсутствии общественного согласия значительное влияние на экономические решения оказывала политическая ситуация.
Какое тут «знал – не знал»… А кто тогда знал?
Черномырдин – продукт советской эпохи – по манерам и привычкам, вкусам и пристрастиям, наконец, даже по внешнему облику и речи. Но – не серийный продукт. Абсолютно штучный.
И потом, не может быть неинтересен человек, придумавший Газпром, структуру, которая позволяла отрасли гораздо более эффективно работать и развиваться, пробивший его через сопротивление и непонимание всего советского Совмина во главе с Рыжковым. Человек, умевший говорить «нет» – и когда ему предлагали работать в КГБ, и когда звали работать в горком партии. На самых представительных совещаниях не боявшийся идти против начальства. Человек, умевший брать на себя ответственность. Человек, в тревожные дни октября 1993 года, когда большинство его коллег были растеряны и напуганы, сохранявший хладнокровие и самообладание. Умевший разговаривать и с террористами (Басаев), и с главами государств, и с простыми работягами.
ЧВС прошел советскую кадровую школу, где, для того чтобы подняться на самый верх, начинали с самых низов. При этом
