Критика платонизма у Аристотеля - Алексей Федорович Лосев
(«Позже должны быть исследованы те, кто создает одни числа и притом [делает] их математическими»,
– о теории, которую мы общо и условно назвали «академической»).
b)
Я думаю, что для нас важно не столько то, откуда начинать XIV-ю книгу и где кончать XIII-ю, сколько вопрос о логическом содержании всего анализируемого нами контекста. Сириан говорит, что некоторые рукописи в его время начинают XIV-ю главу с места XIII 9, 1086a 21; Александр начинает ее там же, где и наши издания, т.е. с 1087a 26. Пусть эта невыясненность останется сама при себе. Вопрос этот и допускает, очевидно, двоякое решение и, в конце концов, не столь существенен. Правда, важнее вопрос о том, может ли конец нашей XIII-й книги, т.е. 1086а 21 – 1087а 26 быть логическим завершением всей XIII-й главы. Достаточно хотя бы бегло ознакомиться с этим отрывком, чтобы убедиться в его полной несоединимости с содержанием XIII-й книги. Наоборот, он явно гармонирует с содержанием XIV-й книги. Но если так, то мы должны найти такую тему, которая действительно бы объединила этот отрывок с XIV-й книгой, и которая бы ясно показала все своеобразие содержания этой книги в сравнении с XIII-й.
Мне кажется, Бониц (II 565) прав, когда думает, что новое исследование посвящается вопросам о принципах, в то время как прежнее исследование занималось проблемами субстанций.
В самом деле, прочитаем в начале XIII-й книги слова:
[«Теперь] предстоит рассмотреть, существует ли наряду с чувственными субстанциями какая-нибудь неподвижная и вечная или не существует и, если существует, то что она такое» (1076a 10 – 12).
И сравним с этим самое начало предполагаемой XIV-й книги:
«То, что говорят о первых принципах, первых причинах и элементах те, кто ограничивается одной чувственной субстанцией, отчасти сказано в книгах о природе, отчасти не относится к теперешнему исследованию. Учение же тех, кто утверждает кроме чувственных [еще] другие субстанции, можно рассмотреть как примыкающее к сказанному. Именно, если некоторые говорят, что существуют такие идеи и числа и что их элементы есть элементы и принципы сущего, то нужно рассмотреть относительно этого, чтó они говорят и кáк говорят» (1086a 21 – 29).
Эти слова есть не только типичное начало каждой Аристотелевской книги, но, кроме того, сравнение с началом XIII-й книги явно свидетельствует о переходе к новой теме и показывает, что это есть тема именно о принципах и элементах. XIII-я книга рассматривала идеи и числа как субстанции. Это значит, что там решался вопрос: что такое идеи и числа у Платона и существуют ли они?
Теперь же вопрос ставится совсем иначе. Теперь рассматривается их функциональная природа, не то, что такое они сами по себе, но то, как они функционируют в себе и во всем другом. Ведь идеи и числа, по Платону, есть не просто неподвижные, статические образования. Они суть идеальные причины сущего, элементы, из которых созидается сущее, принципы его смыслового строения. Вот этой критике идей и чисел как принципов и посвящается XIV-я глава и отрывок XIII-й книги, начиная с 1086a 21.
Пойдем нашим обычным методом. Расчленим все содержание этого материала на отдельные пункты и потом подвергнем их сравнительному анализу. Таких основных больших пунктов я нахожу в этом материале, по крайней мере, семь.
16. Критика учения о принципах.
1)
Первый вопрос касательно принципов является важнейшим и труднейшим; это – вопрос о взаимоотношении общего и единичного. Аристотель трактует эту антитезу сначала как вытекающую из самых основ платонизма (XIII 9, 1086a 31 – b 13); затем дает ей общую формулу: если принципов нет отдельно от вещей, тогда нет и самих вещей; а если они существуют как отдельные от вещей, то они уже не есть принципы вещей (10, 1086b 14 – 20); наконец, он раскрывает и детально ( 1086b 20 – 1087a 4), чтобы потом дать ее разрешение (1087a 4 – 25).
В детальном раскрытии он рассматривает две возможности, – что
a) принципы есть только частное и единичное, и что
b) принципы есть только общее.
Если принципы суть нечто только частное и единичное, то,
1. «сущего [тогда] будет существовать столько, сколько есть элементов».
Действительно, пусть мы имеем слог из двух букв. Одна буква есть буква сама по себе и никакого слога не образует, и другая буква есть буква сама по себе и тоже никакого слога не образует. Спрашивается: как же может получиться при таких условиях слог? Да и сам слог будет опять так чем-то единичным и уединенной, изолированной от всего прочего вещью, так что и в нем мы не найдем никакой расчлененности. Явно, что если принципы – только единичны, тогда нет вообще ничего, даже и единичного (b 20 – 32).
Кроме того,
2. при этих условиях, элементы вообще не могут быть предметом знания, так как знание относится всегда только к общему.
Откуда я знаю, что сумма углов треугольника равняется двум прямым углам? Только из того, что всякий вообще треугольник таков. Но если я этого не знаю, как была бы возможна геометрия? (b 32 – 37).
Но также невозможно допустить, что принципы есть нечто только общее. Ведь общее (рассуждает Аристотель с своей точки зрения) не есть субстанция. Если принципы суть общее, а всякий принцип, конечно, раньше вещи, для которой он является принципом, то получится, что не-субстанция раньше субстанции (1086b 37 – 1087a 4).
Стало быть, остается некий третий путь к пониманию подлинной природы принципов, путь, который отказывается считать их и только единичными и только общими. К сожалению в указании этого пути Аристотель чрезвычайно краток. Однако, искомое решение дается тут вполне ясно. Именно, Аристотель прибегает здесь к своим понятиям потенции и энергии. Общее – существует, действует, оно – реально. Но оно – потенциально существует, потенциально действует, потенциально реально. В то же время единичное – энергийно; оно есть как энергия и результат энергии.
Таким образом, вопрос о том, как совместить общее, необходимое для спасения знания, и единичное, необходимое для спасения бытия, сводится на вопрос о том, как совместить
