Девочка-медведь - Софи Андерсон
Шло время, сменялись вёсны, и вырос мальчонок-медвежонок в мужчину-человека. Позабыл жизнь свою медвежью, хотя нет-нет да и мечталось ему с птицами в кронах лесных покалякать, на мягкой перине из сосновых иголок поваляться. Но ветры морские знай себе выдували мечты эти из его головы, а проклятие, если оно над ним и тяготело, тоже начисто позабылось, ведь одного он желал для себя — рыбаком быть и с товарищами своими по морю ходить.
Глава 19. Замок-развалина
Бабушка заканчивает рассказ, в её глазах блестят слёзы.
— Нельзя ему было лес покидать, никак нельзя, — шепчет она.
— Послушать тебя, так в рыбаках ему счастливо жилось.
— Так-то оно так, да недолго. А потом… — бабушка хмурится и печально вздыхает, — даже вспомнить больно. Обернулась жажда его человеком быть горем горьким, непоправимым. Лучше бы уж в медведях оставался. Против своей природы не попрёшь, только синяки да шишки набьёшь. Теперь и ты это поняла, правда?
Я мотаю головой, совершенно не понимая, к чему она клонит.
— Ты-то в деревне среди людей много счастья нажила? — спрашивает бабушка.
Я открываю рот, но слова не идут с языка. Отчаяние охватывает меня: почему я не знаю, что ответить на этот простой вопрос?
— Сколько нажила, всё моё. Только…
— Только чувствовала иногда, что ты не на своём месте, да? — договаривает бабушка и смотрит на меня таким понимающим взглядом, что словно гора с плеч спадает.
— Да, не всегда я там чувствовала себя своей. Но в деревне живут люди, которых я люблю. Моя Мамоч… — Я замираю. От ужаса кровь застывает в моих жилах: я не помню, как произносится её имя! Пробую нарисовать её в памяти, но образ рассыпается. А как звали моих друзей? Я и это забыла! Один такой сероглазый… Или нет, синеглазый? Беспомощно переминаюсь с лапы на лапу, не зная, что делать и куда бежать.
— Я не помню! — рычу я. — Я забыла их имена!
— Не беда, — успокаивает бабушка и подталкивает рыбу, которую поймала для меня, — поешь лучше. Передохни. Дай себе время обвыкнуться. Ты слишком быстро изменилась, ну да ничего, обойдётся. Лес даст тебе всё, что нужно.
Я молча смотрю на рыбу у своих лап. Рыба пялится на меня пустыми глазами.
— Но я ничего не помню, — шепчу я, — не помню даже, что пыталась вспомнить.
— Такое в порядке вещей, когда превращаешься в медведя. Не тужи.
Прикрываю глаза и отчаянно понукаю себя вспомнить, о чём я хотела вспомнить. О чём-то, что я любила… Нет, о ком-то, кого я любила. И вдруг вспыхивают мои человеческие воспоминания, захлёстывают меня, яркие, живые, пронизанные теплом и любовью, — и у меня перехватывает горло.
— Моя семья. — Я спотыкаюсь на слове «семья», оно застаёт меня врасплох — ведь я не имела в виду ни своих родителей, которых никогда не знала, ни бабушку, которая сидит рядом. Слово «семья» вырвалось потому, что я думала о Мамочке, которая взяла меня к себе, растила и окружала заботами, об Анатолии, который умеет позабавить меня своими волшебными историями, о Саше, который всегда рядом и принимает меня такой, какая я есть, и ещё о Мышеловчике, который идеально укладывается воротником у меня на шее и называет меня своей человечьей девочкой.
Я сама себе поражаюсь: почему же раньше я никогда не считала всех их своей семьёй? Как же так? Получается, я всё это время ищу то, что у меня уже и так есть: семью, дом, место, где я всегда была и буду своей? Запоздалое раскаяние жжёт душу.
Я опускаю глаза на свои лапы.
— Я не могу вернуться к семье в таком виде.
Эти слова придавливают меня своей окончательностью, от них веет холодом, тьмой и пустотой.
— Само собой, тебя сомнения грызут, — спокойно говорит бабушка, — куда же без них, коли твои воспоминания человеческие егозят, то приходят, то уходят? Вот погоди, как забудутся они начисто, заживёшь в лесу счастливой и довольной.
— То есть как это «забудутся»?!
— Чем ты дольше медведем живёшь, тем сильней свою человеческую жизнь забываешь, — сонно бормочет бабушка.
— Но я не хочу забывать, что была человеком! — От этой мысли я кажусь себе хлипкой и бестелесной, как дым. — Не всё в моей человеческой жизни шло гладко, и порой мне было трудно подладиться под неё. Но бывало и хорошее!
На моё удивление, множество счастливых моментов сейчас припоминается мне: как мы с Мамочкой вскапываем наш сад; как с Сашей лазаем по деревьям, бежим наперегонки до его дома; как я помогаю сельчанам готовиться к празднику — поддерживаю деревянные балки, тащу с берега реки сани, доверху гружённые глыбами льда для ледяной крепости. Но всё, чем я из-за своей особенности «выпираю» из деревенской жизни, настолько застит мне глаза, что я забываю о моментах, когда не то что помещаюсь, а плавно вписываюсь в неё. Как у всех, у меня есть мать, Мамочка, и она любит меня. Есть лучший друг Саша, и с другими ребятами у меня наклёвывается дружба. Вспомнить хотя бы, сколько рук тянулось мне на помощь перед тем, как я упала с ледяной крепости. А маленький Ваня приглашал меня в свою команду. А Полина всегда приветливо улыбалась мне. Мне есть место в деревне! От этой догадки мои глаза сами собой округляются.
— Здесь тебя ожидает ещё больше счастья. — Бабушка смотрит на меня своим немигающим взглядом. — Ты будешь счастлива, как в детстве.
— Пускай я была счастливым медвежонком, но всегда хотела быть человеком! — Я перевожу взгляд к югу, где лежит наша деревня. Узнав своё прошлое, я лучше понимаю, почему с таким трудом приспосабливалась к деревенской жизни. Но всё, что с детства влекло меня в деревню, по-прежнему влечёт меня. А ещё сильнее меня влечёт к моим семье и друзьям. Я должна вернуться. Я не могу остаться в лесу и забыть их. Конечно, жизнь в деревне не всегда сахар, но разве мало в ней веселья и радостей?
— Я хочу домой, — шепчу я. И в тот же момент окончательно понимаю, где моё настоящее место: рядом с Мамочкой, в нашем домике на краю леса. — Ты поможешь мне? — спрашиваю я бабушку. — Откроешь мне, как снова стать человеком?
Бабушка перекатывается
