Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева
Это катастрофа, которая по своим пагубным результатам равносильна катастрофе с Ренненкампфом и Самсоновым в Восточной Пруссии. После всего случившегося тов. Баграмян мог бы при желании извлечь урок и научиться чему-либо. К сожалению, этого пока не видно. Теперь, как и до катастрофы, связь штаба с армиями остается неудовлетворительной, информация недоброкачественная, приказы даются армиям с запозданием, отвод частей происходит также с опозданием, в результате чего наши полки и дивизии попадают в окружение теперь так же, как и две недели тому назад.
Я считаю, что с этим надо покончить. Правда, вы очень сочувствуете и высоко цените тов. Баграмяна. Я думаю, однако, что вы здесь ошибаетесь, как и во многом другом.
…Понятно, что дело здесь не только в тов. Баграмяне. Речь идет также об ошибках всех членов Военного совета и прежде всего тов. Тимошенко и тов. Хрущева. Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе — с потерей 18–20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто. Поэтому вы должны учесть допущенные вами ошибки и принять все меры к тому, чтобы впредь они не имели места.
Главная задача фронта на сегодняшний день состоит в том, чтобы прочно удерживать в своих руках восточный берег р. Оскол и северный берег р. [Северский] Донец, удерживать во что бы то ни стало, чего бы это ни стоило. За целость и сохранность всех наших позиций на восточном берегу р. Оскол, на северном берегу р. [Северский] Донец и на других участках фронта будете отвечать все вы — члены Военного совета своей головой.
Мы решили оказать вам помощь и дать вам шесть истребительных бригад (без дивизионных управлений), один танковый корпус, два полка PC, несколько полков противотанковой артиллерии, 800 противотанковых ружей.
Стрелковых дивизий не можем дать, так как нет у нас готовых к бою.
Желаю вам успеха.
И. СТАЛИН.
ЦА МО РФ. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 107. Л. 199–203. Подлинник.
Опубл.: Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5–2): Ставка ВГК: Документы и материалы, 1942 г. М., 1996. С. 263.
Приказ № 9 войскам Сталинградского фронта о наступлении
20 ноября 1942
[РГАСПИ. Ф. 397. Оп. 3. Д. 42. Л. 1]
После Харькова Сталин приказал распустить Юго-Западный фронт. Баграмяна разжаловали до начальника штаба 28-й армии, Тимошенко поставили командовать подчиненным Ставке единым фронтом. С Хрущевым обошлось, — невзирая на донос Тимошенко, он стал членом Военного совета Сталинградского фронта в июле 1942 года.
Оборона Сталинграда считается переломным моментом войны, и Хрущев всегда гордился участием в ней, хотя его имя редко упоминается в истории этой битвы. Впрочем, он не особенно боролся за признание. После случая с трубкой он отмечал, что может быть «недостаточно компетентен в строго военных вопросах»[153]. Доверия генералиссимуса он все же не потерял — тот советовался с ним по поводу назначения или увольнения того или иного командира. Андрей Еременко, генерал Сталинградской обороны, безусловно должен был быть благодарен Хрущеву, защитившему его от гнева вождя.
Симонов, по воспоминаниям Василевского, рассказывает историю, которая произошла во время обороны Сталинграда. В Заволжье по дороге к командному пункту фронта они остановились перекусить. Хрущев, всегда разговорчивый, увидел неподалеку пожилую пару и подошел поздороваться. На вопрос: «Как жизнь?» угрюмый бородатый мужчина хмуро ответил: «Что это за жизнь?» Когда-то он был председателем в черноморском колхозе на Николаевщине. «Там была жизнь, колхоз был хороший… С Микитой встречался, беседовал, хвалил он наш колхоз за нашу работу». Василевский предложил ему приглядеться, не узнает ли он «Микиту», который был в тулупе и без опознавательных знаков. Когда бывший председатель его узнал, «страшно обрадовался Хрущеву и стал его обнимать, а тот с не меньшей охотой стал обнимать его. И потом, конечно, позвал позавтракать вместе с нами»[154].
По свидетельству того же Василевского, Никиту Сергеевича обижало, что его не включили в Высший военный совет. С одной стороны, он был человеком действия и хотел быть полезным на фронте, а не из кабинета. Сохранился дневник военных полетов с ним генерала Николая Цыбина, его личного пилота с тех времен и на долгие годы. На самолетах «Дуглас» и С-47 Цыбин совершил с Хрущевым более 100 военных вылетов, в плохую погоду, в ночь, под артиллерийскими обстрелами[155]. С другой стороны, Хрущев был тщеславен — он завидовал приближенности к верхам других генералов, особенно подобострастного Маленкова. Впрочем, с Маленковым мало кто мог соперничать. «Когда Сталин говорил что-то, — вспоминал Микоян, — он — единственный — немедленно доставал из кармана френча записную книжку и быстро-быстро записывал „указания товарища Сталина“. Мне лично такое подхалимство претило»[156].
Постановление Политбюро о назначении Г. М. Маленкова предсовнаркома и об утверждении бюро Совнаркома
15 мая 1944
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1406. Л. 27]
В мемуарах Хрущев вспоминал, как Маленков приезжал во фронтовые штабы, хотя «сам-то он в военных вопросах ничего не понимал, но в вопросах интриганства обладал шансами на успех»[157]. От таких визитов остались специально сооруженные туалеты, быстро терявшие лоск. Правда, писал это Хрущев уже на пенсии, после политических баталий с Георгием Максимилиановичем, а тогда, во время войны, они прекрасно ладили.
Хрущеву все же везло, что он проводил время в боях, а не под надзором Сталина. Ему и самому приходилось следить за фронтовыми начальниками по приказанию генералиссимуса. Генерал Родион Малиновский, будущий маршал и министр обороны, попал под подозрение, когда в рассказе о самоубийстве военного друга упомянул Ленина, а не Сталина. Задача Хрущева была «ежеминутно шпионить за Малиновским», смотреть, как он засыпает и просыпается. Малиновский об этом знал, и до 1964 года, пока хорошие отношения с бывшим фронтовым другом были маршалу полезны, был благодарен политкомиссару за положительные отзывы.
Дочь Малиновского Наталья была моим любимым профессором по истории Средневековья в Московском государственном университете. Она организовала для меня разговор со своей мамой Раисой Яковлевной, которая во время войны служила начальником столовой на фронтах Малиновского, а потом была соседкой
