Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов - Евгений Захарович Баранов
И подумал Джанхот: «С палкой против шашки устоять трудно. Надо хитростью ногайца взять».
И, убегая от хана, по степи он кружился, делая «петли», как заяц на снегу. Хану настичь его не удавалось и, бегая за ним, он разозлился, измучился.
Видя это, Джанхот подпустил его к себе. Хан взмахнул шашкой, но Джанхот в сторону прыгнул, и в пустое место шашка попала.
— О, ты хитрец! — закричал хан и, шашкой потрясая, снова за Джанхотом погнался, а тот поднял валявшийся лошадиный череп и под ноги ему бросил его.
Хан споткнулся, чуть было не упал, а Джанхот уже успел к нему подскочить и что есть силы палкой по голове его ударил.
Зашатался хан и упал, шашку роняя.
Джанхот еще раз палкой его ударил, потом голову ему шашкой отсек.
Ужас охватил братьев, смотревших в окно башни.
— О, горе нам! — воскликнул старший брат. — Этот человек очень опасен: он не своею силой владеет.
И в низ башни оба брата поспешно спустились, двери крепко-накрепко заперли, а потом опять к окну возвратились.
— Эй ты, злой человек! — крикнул Джанхоту средний брат. — Если ты искал у нас приюта, зачем волком себя показал? Зачем нашего брата убил?
— Поздно говорить об этом! — Джанхот ему отвечал. — Если вы храбры, выходите биться со мной, а не хотите — отдайте мне пленницу вашу, и я уйду, не тронув вас.
— А-а! — вскричал старший брат. — Я так и знал, что из далеких гор ты за Агундой пришел. Но ее ты от нас не получишь, биться же с тобой мы не станем. Сумеешь разрушить башню, разрушай, но голодом нас не возьмешь: на целые годы хлеба мы запасли и много воды в глубоком колодце.
Под самые стены башни Джанхот подошел и, про орлиное перо вспомнив, достал его из-за пазухи, в руке подержал.
Далеко-далеко в небе черная точка показалась и росла она, увеличивалась, к башне приближаясь.
То орел летел, плавно взмахивая своими крыльями.
Немного времени прошло, а он уже над башней закружился, потом вниз опустился и, мимо Джанхота пролетая, тихо сказал ему:
— До вечера подожди меня, пастух!
И улетел он, скрылся в небесной выси.
День тянулся долго, но Джанхот терпеливо стоял у стены башни, слушая ругательства братьев-ханов, которые требовали, чтобы он удалился в свои горы.
Джанхот не подавал им голоса, смотрел на солнце, которое уходило на покой, прячась за синей далью степи.
Вот оно совсем скрылось; из кустов и бурьянов поползли сумерки, на потемневшем синем небе зажглись звезды, потом наступила ночь и окутала тьмой степь.
Неслышно опустился орел на крышу башни, в окно ее влетел, и поднялся в ней крик, шум; слышно было, как вопили братья-ханы, и казалось, что кто-то бьет их сильно, и они умоляют о пощаде.
«Что с ними случилось?» — подумал Джанхот, поднял голову кверху и увидел опускавшегося к нему орла, на спине которого сидела женщина.
— Скорей хватай меня за ноги! — крикнул ему орел.
Бросил Джанхот палку, шашку и за ноги орла ухватился.
И понесся орел, поднимаясь выше и выше.
Темная земля, темные степи, горы и реки плыли внизу, и не знал Джанхот, какими местами они пролетали. На рассвете орел опустился в диком ущелье.
Джанхот на землю стал, Агунда сама спрыгнула с орла.
Крылья расправил орел и, улетая, крикнул:
— Прощай, пастух! Теперь ты сам дорогу в горы найдешь!
Забрезжил свет, где-то не видимое из ущелья солнце взошло, и только теперь увидел Джанхот лицо Агунды и поразился ее красоте.
— Ты мое солнце! — воскликнул он, падая на колени и простирая к ней руки, но она остановила его.
— Не прикасайся ко мне, — сказала она. — Ты только смотри на меня, и радость не покинет твою душу.
И правду Агунда сказала: весь день великою радостью была полна душа Джанхота.
По камням, по крутизне взбирались они, направляясь в горы, и ночь застала их в громадном лесу.
Темень кругом стояла страшная, и шагу нельзя было ступить без того, чтобы не наткнуться на деревья, кусты и камни.
Сильно шумел ветер, где-то волки подняли вой.
И заночевать в лесу решили Джанхот и Агунда.
Вдруг заблестел, засверкал яркий зеленый свет — стало видно как днем, а из густой листвы старой чинары голос послышался:
— Я не забыл тебя, пастух! Иди смело — всю ночь буду освещать твой путь.
Кады-Рухс, покровитель лесов, говорил это, и до утра не потухал его свет.
Выбравшись из леса, Джанхот и Агунда поднялись на горы и близ аула, на зеленой полянке, остановились.
— Красавица, — сказал Джанхот, — в ауле у меня есть сакля, есть старая мать, найдется хлеб и козье молоко… В дом мой войди хозяйкой.
Головой отрицательно покачала Агунда.
— Нет, джигит, — ответила она, — не могу я войти в саклю твою: от дыма очага потускнеют мои глаза, от сажи и копоти увянет моя красота, мой стройный стан сгорбится, и стану я старой грязной женщиной. В горах я останусь. Сильнее огня солнце меня греет, звездное небо мое одеяло, а ветер и буря поют мне песни…
И тоска защемила сердце Джанхота.
— Не покидай меня, — умоляюще прошептал он.
— Не тоскуй, джигит, — сказала Агунда, — каждое утро меня ты будешь видеть на скалах. Но помни, если кому-нибудь обо мне ты скажешь, то уж больше я к тебе не приду.
С полянки пошла она и скрылась в горах. В свою саклю Джанхот возвратился.
IV
— Где был, сын мой? Что видел? — встречая его, спросила старая мать.
— Матушка, не спрашивай меня об этом, — сказал он.
И мать уже больше вопроса своего не повторяла. В ауле, на ныхасе, также спрашивали его:
— Где пропадал ты, Джанхот?
И, посмеиваясь, в ответ он говорил:
— За ветром в степи я гонялся и не мог его поймать!
А старик Хаджимет, на фындыре играя, пел о том, что Агунда опять в горы вернулась: один джигит из плена ее выручил.
И те, которые слушали его, не раз спрашивали имя джигита, но старик, головою качая, одно повторял:
— Не знаю!
А сам хитро усмехался.
Каждое утро Джанхот уходил в горы, поднимался на скалы и ждал Агунду. И она приходила, прекрасная, как весеннее утро, становилась вдали от него.
На колени он падал перед ней, поклоняясь ее красоте.
— Мое солнце! — восклицал он в восторге.
А потом, спустившись в аул, громко пел он о красоте Агунды, равной которой на свете нет.
Люди из аула подслушали эту
