Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

научным сотрудником Института экономики украинской Академии наук Ильей Романенко. Хрущев из Киева отвечал и за реконструкцию военно-морской базы русского Крыма в Севастополе. Тогда он в первый раз предложил сделать полуостров формально частью Украины — «вблизи и в одной республике управлять будет легче». В Москве он говорил: «Украина в разрухе, все из нее тянут. А вот если ей Крым отдать? Так меня после этого кем только не называли, и как только душу не трясли. Стереть в порошок были готовы!»[172] Сталин, естественно, отказался — рациональность этого предложения его не интересовала, — а Хрущева за Крым в порошок стирают и по сей день.

Л. И. Сизых и Л. Н. Хрущев

Киев, 1938

[Семейный архив автора]

ДЛЯ СПРАВКИ

Последним нормативным актом, связанным с Крымской областью, стал указ Президиума Верховного Совета РСФСР № 761/2 от 29 октября 1948 года за подписью И. А. Власова и П. В. Бахмурова, в соответствии с которым город Севастополь был выделен в самостоятельный административный центр РСФСР со своим бюджетом и отнесен к категории городов республиканского подчинения, что приравняло его по статусу как к самой Крымской области, так и ко всем другим административно-территориальным единицам РСФСР.

При передаче Крыма Украине относительно Севастополя никаких решений принято не было, и в соответствии с указом Президиума Верховного Совета РСФСР № 761/2 от 29 октября 1948 года он продолжал оставаться «самостоятельным административно-хозяйственным центром со своим особым бюджетом» и по-прежнему относился к категории городов республиканского подчинения в составе РСФСР.

В августе 1944 года было принято постановление Государственного комитета обороны «О переселении колхозников в районы Крыма», после чего украинский Совнарком постановил направить туда почти 10 тысяч человек[173].

Рада вспоминала, что украинцы на полуостров не рвались, но «потребность Крыма в людях для уборки винограда, яблок, сохранения скота и имущества в бывших татарских колхозах требовала ускорения переселения. И отцу приходилось лично уговаривать».

Они ходили по хатам. Из угощений был только чай из травы. Иногда особенно радивая хозяйка могла накормить драниками из картофельных очисток (прадедушка драники очень любил). Пили самогон — война уничтожила в Хрущеве полного трезвенника. «Из чего же они его гонят? Ничего же нет!» — удивлялся он. Он обнимался с хозяевами, плакал о потерях, слушал бесконечные, душераздирающие истории о зверствах фашистов, о неизвестности впереди и всем обещал «прекрасное будущее». В итоге «план выполнили», нашли достаточно украинцев, которые решились воспользоваться новыми возможностями. Но отправляли самых нерадивых. Председатели колхозов не хотели расставаться с хорошими работниками.

Для Рады это было самое счастливое время в ее жизни, «восстанавливать Украину с отцом». Она сияла, и он тоже радовался.

К началу октября 1944-го в Крым удалось переселить 10 017 человек[174].

Постоянное давление из центра, требование ускорить возврат к довоенному уровню производства вынуждали Хрущева не только упрашивать, но и запугивать. На заседаниях ЦК Украины он часто тряс чиновников, требуя результатов в сельском хозяйстве, в строительстве, во всем.

После освобождения в республику хлынули переселенцы, эвакуированные, демобилизованные, бывшие военнопленные. Жить этим миллионам было негде. В августе 1945 года на одном из совещаний Хрущев возмущался начальником строительства Новиченко; тот жаловался на нехватку рабочей силы. Хрущев забрасывал его вопросами и требовал деталей: и про ступеньки, и про подоконники, и про колдобины на дорогах, и про качество бригад. Бедный Новиченко наконец взмолился: «Не в порядке оправдания, а так просто, что я к этому совещанию как докладчик не был подготовлен». Хрущев вскипел: «Вы своим заявлением себя позорите… Вы начальник треста… Вы должны, как военный, когда его будят, рассказать моментально всю обстановку»[175].

На всех заседаниях на выступающих сыпались критика и даже оскорбления со стороны украинского босса. Не только потому, что из Москвы от него требовали достичь невозможных результатов. Он сам и по военной, и по советской привычке не признавал оправдания «объективными обстоятельствами»: «Некоторые чиновники до сих пор пытались скрыть свои недостатки… указывая на так называемые объективные причины — идет война, нам не хватает того или другого — но сами эти люди не прилагают усилий для преодоления трудностей»[176].

Год победы был неурожайным. Хрущев, хотя и был строг, понимал, что республика не справится именно по «объективным причинам». А ведь на нее как на «всесоюзную житницу» возлагались огромные надежды. Но в 1946-м стало еще хуже: и Россия, и Украина пострадали от засухи, и крестьяне снова оказались на грани голода.

Во многом было виновато государство; оно требовало, чтобы колхозы отказались от половины урожая — больше даже, чем во время войны. В 1947-м Украине удалось заготовить только 17,5 миллиона тонн зерна, на две с половиной тонны меньше, чем в неурожайном 1945-м. Страну можно было прокормить без суровых мер, но Кремль хотел сохранить запасы 1946 года, a не тратить их на посев и на людей. Исключив рабочих в селах из карточной системы, государство сэкономило на кормежке 100 миллионов ртов, но еще больше обескровило деревню. Как и в начале 1930-х, Сталин решил кормить города и промышленность и морить голодом село[177].

Никита Сергеевич слал в Москву сообщения о бедственном положении, просил карточки и продовольственные товары, но получил суровый отказ. Сталину показалось, что он становится представителем интересов Украины, а не интересов Кремля: «Я получил ряд Ваших записок с цифровыми данными об урожайности на Украине, о заготовительных возможностях Украины, о необходимом количестве пайков для населения Украины и тому подобное. Должен вам сказать, что ни одна из Ваших записок не заслуживает внимания. Такими необоснованными записками обычно отгораживаются некоторые сомнительные политические деятели от Советского Союза для того, чтобы не выполнять задания партии. Предупреждаю Вас, что, если вы и впредь будете стоять на этом негосударственном и небольшевистском пути, дело может кончиться плохо. 19.Х.46 И. Сталин»[178].

Этот документ драматически противоречит рассказу Светланы Аллилуевой о желании ее отца «посмотреть своими глазами, как живут люди» летом 1946-го. По дороге на юг «огромная процессия потянулась по плохим тогда еще дорогам… а кругом была послевоенная разруха», — писала она в книге «Двадцать писем к другу». Вождь «нервничал, видя, что люди живут еще в землянках, что кругом еще одни развалины», и «приехали к нему… тогда некоторые… товарищи с докладом, как обстоит с сельским хозяйством на Украине. Навезли эти товарищи арбузов и дынь не в обхват, овощей и фруктов, и золотых снопов пшеницы — вот, какая богатая у нас Украина! А шофер одного из этих товарищей