Сказки - Наталья Кодрянская
Тут Миша вспомнил про лапти, плюнул с досады и заснул. Проснулся Миша от писка пингвина:
— Где вы этого чернокожего раздобыли? — пищал пингвин.
Зло взяло Мишу:
— Не желаю, — говорит, — чтобы ко мне всякая птица с разговорами обращалась: достаточно я от этой породы на своей земле натерпелся.
Хотелось белым медведям расспросить Михайлу Иваныча, что за обиду он претерпел от птиц, да не посмели гостя беспокоить: были они по нраву куда кротче Михайлы Иваныча.
Гостит Миша у белых медведей. Помог им строить из граненого льда медвежьи хоромы, натаскал простынь, одеял снежных полные горницы. Перенял рыболовную хитрость. К ухе страсть как пристрастился: ест ее и утром и вечером и в полдень. Наслушался немало сказок полярной ночи, любуясь как играют на небе багровые пазори. И нашел, что у белых медведей не такое уж плохое житье, как предсказывали березовые лапти. А вот что леса нет, свыкнуться никак не мог.
— Да что у вас тут за жизнь, — жаловался частенько Михайло Иваныч, — тьма да холод.
— А вот подожди, — отвечали ему белые медведи, — придет и к нам солнце. Усядется посреди неба золотым тюленем и станет день и ночь освещать наш край. Тут вздыбятся, встанут ледяные горы и пойдут гулять по широкому морю. От грохота да от треска смотри не оглохни, хватай багор, да гляди в оба, не то льдинами затрет. А то море примется петь песни: бывает не выдержишь и вместе с морем заголосишь. Морские песни все разбойничьи. А то сядешь на берегу посмотреть на проезжих, и кого только нет: и наш брат медведь, и круторогий олень, и семья пингвинов, моржи и тюлени вперемежку дружно плывут, не ссорятся. Чайки, так те с льдины на льдину спешат перелететь, чтобы поскорее до открытого моря добраться. А то пустишься вплавь: идет на тебя волна в корабль вышиной, а тебе все нипочем, зажмуришься, лапой загребешь, а откроешь глаза, и уж на другой волне еще выше качаешься, не разберешь где море, где небо, по волнам ли плывешь, по небу ли ходишь. Ну, да тебе не понять: для этого надо родиться белым медведем.
Собрался было Михайло Иваныч домой, да простудился. Трясет его лихоманка злая. Ланы со льда поднять не может.
Слушает Миша: воет ветер.
«Ужель, думает, смерть и за мной придет?»
А шла смерть, древняя карга. Буря не раз с пути ее сбивала, снег глаза слепил, вырывал ветер мешок из рук, да крепко его старая держит: не вырвешь! Как увидела Михайлу Иваныча, то-то обрадовалась, что нашла кого с собой забрать. Развязала мешок и велит медведю в него лезть. Взмолился Михайло Иваныч: «оставь меня, смертюшка, я лесной медведь, тут я только в гостях!» Да слышать ничего не хочет старая, трясет головой, и Мишу костлявым пальцем насильно в мешок пихает. Да мешок-то мал, не по мерке оказался, так по всем швам и разлезся. И пришлось ей уйти ни с чем. Да по пути, вот не ждала, она своему старому приятелю буруну в лапы попалась, вместе с ним плясала, чудила, и далеко он ее от тех мест с собой увел.
«Эх, думает Миша, дома и умирать не так страшно, чай медведиха меня заждалась».
И как только оправился, попрощался Михайло Иваныч с белыми медведями, к себе звал медку отведать и обратно в путь в свой родной лес.
МЕДВЕЖЬЯ ШКОЛА
нем невидимкой, а в темень горя светляками, стоит в лесу не простая, а медвежья школа.То-то житье медведям!
Поди все медвежьи мастера и ученые вышли из дупляного училища.
Старшего Михайлу Иваныча ничем от других учителей нс отличишь: паука везде одна, разве что больнее других за ухо дернет, зато на его уроках сидели на мошкару не заглядывались.
Михайло Иваныч учил медвежат разным медвежьим паукам: как распознавать ловушку-яму от обыкновенной ямы и от ям ручьевых, выземленных гремучим весенним разливом, и яму — заячью лежанку, яму лисью — хвостяную номерку, да подземный провалившийся дом крота.
Нарисует Михайло Иваныч вострой тростинкой на нежной синеватой бересте железный капкан с приманкой, глубокую яму, заботливо прикрытую хворостом и палыми листьями, и заковыляют медвежата к доске, изволь сам рисовать. А не выходит капкан, или спутал, за такие соты-меды учитель больно смажет медвежонка еловым веником по лапе.
Как-то после урока вышел Михайло Иваныч пройтись за зеленую околицу.
Идет Миша в папоротниковой тишине, теплынь, благодать, цвели белые цветы можжевельника. И о чем-то своем лесном раздумался он. Как видит сквозь зелень кусок говядины. Невольно потянулся Михайло Иваныч к приманке и угодил лапой в капкан.
Завыл тут несчастный учитель, только бы вырваться ему на волю. Из всей силы дернул он лапу и провалился в яму.
Вот тебе и дупляная наука!
Еще громче взвыл Михайло Иваныч.
На вой прибежанe заячья, не лисья, а настоящая западня. Все до самых мелочей, как