Системный Барон #2 - Вячеслав Белогорский

— Дмитрий Григорьевич, Самарский — не аристократ. Его дело не прогремит на всю империю. Но он один из столпов архангельского купечества. Афанасий Кузьмич финансирует полгорода, его суда ходят по всему северу. Если не найдём его сына, начнётся паника. А паника, — Окороков многозначительно понизил голос, — нам совершенно ни к чему.

Экипаж плавно свернул на подъездную аллею моего имения. Я смотрел на знакомые очертания дома.

— Хорошо, Алексей Николаевич, — я закрыл папку с решительным хлопком. — Завтра навещу господина Самарского. Мне нужно услышать всё из первых уст.

— Спасибо, Дмитрий Григорьевич! Я организую вам встречу! — дознаватель, получив согласие, вздохнул с таким облегчением, будто с его плеч свалилась целая гора.

— Не организовывайте, — мягко перебил я. — Просто сообщите Самарскому, что я приду.

Экипаж остановился у закрытых ворот с витиеватой вывеской «Золотые ключи». Я вышел и с наслаждением потянулся, отметив, что в сердце закралось незнакомое до этого чувство. Я был дома.

Окороков с неожиданной проворностью выскочил из экипажа, протягивая мне руку:

— Очень рассчитываю на вас, — продолжая трясти мою ладонь, лепетал дознаватель, не спеша уезжать.

— Вы же понимаете, что я попрошу от вас ответную услугу? — сразу обозначив цену помощи, сказал я.

Алексей Николаевич только активнее замотал головой, соглашаясь на любые условия.

Наконец мы со Степаном проводили взглядом уезжающий экипаж и повернулись к воротам, которые радушно открылись при моём приближении.

Я уже шагнул вперёд, когда меня вдруг остановил голос Степана:

— Кажется, у нас гости.

Старик говорил тихо, но с такой металлической ноткой, что я мгновенно замер. В ладони уже начал разрастаться огненный шар «Фаербола».

Обернулся и заметил человека, спрятавшегося в тени могучих деревьев, обрамлявших подъездную аллею. Высокий мужик в затёртом сюртуке, с усталым лицом и небритой щетиной.

Увидев, что его заметили, он поспешно снял картуз, закрывавший огромный лоб, нервно скомкал его в руках и сделал неуверенный шаг вперёд. Пока он шёл, я разглядывал посетителя, всё больше удивляясь его внешности.

Широкие скулы вызывающе выпирали вперёд, выразительные чёрные глаза смотрели с терпеливым ожиданием. Огромные плечи подрагивали. Но больше всего меня поразил рост.

Чем ближе мужчина подходил, тем явственнее я чувствовал себя лилипутом. В нём было два метра, а может, и того больше.

— Будьте здоровы, барин, — прогремело над моей головой.

Мужик, вежливо кланяясь, протянул мне ладонь. «Фаербол» зашипел, исчезая. Я с опаской посмотрел на его руку, надеясь, что после рукопожатия моя останется невредимой. Однако опасения оказались напрасны. Грубые пальцы сомкнулись на моём запястье с бережной осторожностью.

— Здравствуй, — ответил я, стараясь не пялиться на исполинскую фигуру. — Чем обязан?

— Меня Вениамином звать, барин, — начал он, переминаясь с ноги на ногу, — я при батюшке вашем служил конюхом. Можно просто Веня.

Я оглянулся по сторонам, выискивая в дальнем конце поместья неприметные конюшни. Но, к моему облегчению, все они до сих пор были пусты. Мало ли, что могло измениться, пока я был в отъезде…

— Да у меня, вроде как, нет лошадей, — развёл я руками.

— О, барин, — заулыбался Вениамин, — это дело поправимое, но я не поэтому к вам пришёл. Я ведь ещё и садовником был, и дворником, и даже дворецким…

На последнем слове он замялся, опустив глаза в пол. Должность дворецкого с его исполинской внешностью явно не сочеталась.

— Ну так, исполняющим обязанности, — смущённо поправился он. — А пришёл я, барин, потому что слышал, вы вернулись. А без хозяйского глаза всё тут… — он многозначительно обвёл взглядом заросший бурьяном двор и покосившиеся ставни. — Всё в запустении. Так вот. Не нужен ли вам работник? На любую работу. Я и дрова колоть могу, и крышу починить, и… — мужчина умолк, в его простых глазах читалась надежда.

Я задумался, глядя на этого богатыря. С одной стороны, лишние руки не помешали бы. Да что там говорить, нужны позарез. С другой, ему же платить надо, а у меня из заработка только «дела» Окорокова. Смогу ли прокормить ещё один рот? Поэтому я развёл руками:

— Извини, друг. Работы много, да вот платить тебе пока нечем.

Как ни странно, Вениамин от этих слов ещё больше заулыбался.

— Не беда, барин. Прокормить — я и сам прокормлюсь. Нам бы крышу над головой, да печку тёплую. А насчёт жалованья… — он многозначительно посмотрел на заросший бурьяном сад и покосившиеся конюшни. — Вы мне уголок выделите, да лес на дрова, и рубль в месяц, и я перед вами в долгу не останусь.

В его простых словах была такая твёрдая уверенность, что все сомнения развеялись сами собой. Этот человек не милостыню просил. Он предлагал честный обмен: его труд на тёплый кров.

— Ладно, — сдался я, чувствуя, как на плечи ложится новый груз ответственности. — Договорились. Устроишься как при отце было. Только смотри… — я сделал серьёзное лицо. — Если что не так, тут же обратно на улицу вылетишь.

Вениамин просиял, словно я ему подарил золотой прииск.

— Будьте спокойны, барин! Всё будет как при батюшке вашем! — мужчина тут же нацепил картуз обратно и нетерпеливо спросил. — Ну… Я тогда пойду, своих приведу?

Не успел я опомниться, как он рванул в сторону ворот, радостно приплясывая.

— Кого своих? — переспросил я, глядя вслед удаляющейся фигуре.

— Добрый вы, барин, — услышал голос за спиной.

Степан стоял рядом, глядя на фигуру удаляющегося мужика:

— Я знаю его. Пятеро детей, мал мала меньше. И всей семьёй на улице остались после того случая. Когда Аверина забрали, в этот же день и Вениамина упекли в следственный комитет как свидетеля. Вот только как его отпустили?

— Вот, значит, какой сюрприз решил мне устроить Окороков, — вздохнул я, вспоминая разговор о свидетеле по делу моей семьи, произошедший почти месяц назад. — Ну что ж, ему удалось меня удивить. Но не в моих правилах отступать от сказанного. Поживём — увидим.

Я махнул рукой и направился в сторону особняка.

Здесь всё оставалось без изменений, разве что трава стала ещё выше, а на брусчатой дорожке снова пророс мох, образовав бархатистые зелёные подушки. Нужно всё-таки заняться обустройством. Барон я в конце-то концов или нет?

Никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь всё это принадлежит