Агнес - Хавьер Пенья

Человек, которому предстояло прожить еще много лет и испытать немало огорчений, прежде чем стать Луисом Форетом, приехал в Обидуш для участия в конференции, главным событием которой было выступление Пола Остера. Писатель с мешками под глазами находился в тот момент в зените своей славы. Не хочу сказать, что сейчас он уже не популярен или менее популярен, чем Луис Форет, но в те годы Остер был вездесущ.

Он был везде, но только не в Обидуше: отравление устрицами, как пояснил его португальский издатель, не позволило ему покинуть Лиссабон.

Так что тот, кому предстояло стать Луисом Форетом, очутился с бронью номера в гостинице Обидуша на три ночи и почти полным отсутствием дел.

Гостиница, притулившаяся к зубчатой городской стене, — не лучшее место, чтобы провести уикэнд. Пол скрипит при каждом шаге, словно корочка на свежей краюхе хлеба, там пахнет старым гнилым деревом, плесенью и стоячей водой. По словам Форета, снимки гостиничной «музейной мебели» можно найти в интернете, однако сам по себе этот факт не делает соответствующие предметы обстановки ни чистыми, ни функциональными: секретер такой узкий, что невозможно поставить ноутбук; дверцы шкафа — с зеркалами во весь рост, но до того иссеченные царапинами, что увидеть в них себя невозможно; отопления нет, зато имеется электрический радиатор, который так перегревается, что искрит розетка; кровать жесткая; покрывало шершавое; фарфоровое покрытие ванны приподнялось вокруг слива, сформировав неровное пятно неприятного бурого цвета.

Человек, которому предстояло стать Луисом Форетом, старался не ступать на это пятно, принимая душ. Он понимал, что это всего лишь ржавчина, но выглядело оно как доказательство преступления. Казалось, к пятке может прилипнуть сгусток крови, ошметок мозга, кусок какой-нибудь гадости. Казалось, что с минуты на минуту явятся криминалисты, огородят ванну лентой и повесят на нее пластиковую табличку: «улика А».

Кто хоть раз в жизни побывал в Обидуше, наверняка знает, какой он маленький, этот городок. Окруженный городской стеной, весь город сводится к двум утл щам: верхняя изобилует сув енирными лавками, а на нижней толпятся рестораны. Человек, которому предстояло стать Луисом Форетом, был не за рулем, из Лиссабона он приехал в автобусе.

И что ж ему здесь делать целых три дня?

По словам Форета, время порой наводит на него тоску. Он и представить не мог, чем обернется для него это тюремное заключение: его поместили сюда и оставили на целых три дня бегать, подобно морской свинке, по скользкому лабиринту из двух улиц, где все закрывается в семь вечера.

Ну и каковы были шансы встретить кого-то знакомого в таком лабиринте? Каковы шансы встретить кого-нибудь в Обидуше после окончания туристического сезона? И не того, кого видел пару раз в жизни, а кого-то вроде Анн-Мари Паскаль?

Совпадения, которые повторяются, перестают казаться случайными; в конце концов начинаешь задаваться вопросом, а имелся ли у человека, которому предстояло стать Луисом Форетом, какой-нибудь иной шанс, кроме как стать Луисом Форетом?

По словам Луиса Форета, он заметил Анн-Мари, когда она потягивала жинжинью на улице с сувенирными лавками, возле тележки мороженщика на красных колесах, с четырьмя прикрученными болтами железяками по углам и белым тентом, испещренным голубиным пометом. Сам же он направлялся к облицованным плиткой воротам, кладущим предел обнесенной стеной тюрьме, в которой он, с благословения Пола Остера, решил запереть себя на целых три дня.

Жинжинья — типичный для этого региона ликер, обыкновенно подаваемый в вафельных стаканчиках с шоколадом. Анн-Мари собирает вокруг себя вафельные стаканчики, как киногерои городят стеклянные рюмки. Тележка с мороженым переполнена вафельными стаканчиками, которые к тому времени успела опустошить Анн-Мари. С каждым глотком она опускает монету достоинством один евро в ладонь португальца, который наполняет стаканчики из бутылки со стеклом непроницаемым, как зеркала в гостиничном номере человека, которому предстоит стать Луисом Форетом. Мороженщик, грудастый парень, из кожи вон лезет, стараясь втолковать Анн-Мари, что стаканчик съедобный. Она пропускает его объяснения мимо ушей и вливает в себя очередную порцию жинжиньи. Когда пьет, она откидывает голову назад, закрывает глаза, и, если присмотреться, можно представить, как жидкость стекает по горлу.

По словам Форета, Анн, по своему обыкновению, переборщила с косметикой. Слой темного тонального крема на ее лице пошел трещинками, подобно чересчур толстому слою краски на стене. Таким образом она пытается скрыть черные точки угрей, те несмываемые чернила, которыми раскрасило ее лицо отрочество. Волосы у нее собраны в хвост. Одета так, словно в оперу собралась. Что неудивительно, как раз в духе Анн-Мари, по словам Форета, внимания собственной внешности она всегда уделяет через край, но людей рано или поздно это начинает раздражать, их вообще в конце концов раздражает очень многое.

Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, узнаёт ее в ту же секунду. Да и как ее не узнать? Первое его непроизвольное желание — как следует ускориться: Анн-Мари — последнее для него живое существо, за которое ему улыбается зацепиться в этой точке своей биографии. И все же, пока она кладет очередной сверкающий евро в ладонь португальца, тот, кому предстоит стать Луисом Форетом, задается вопросом: а что он, собственно, теряет? Ситуация в Обидуше уже сама по себе удручающая, его отношения с Кэти плачевны. В худшем случае у него есть в запасе возможность вернуться в Лиссабон и дожидаться там поезда, который доставит его домой, и тогда он так или иначе потеряет деньги за две оплаченные ночи в отеле. По словам Форета, худший сценарий все же не слишком его обескураживал. С другой стороны, если Анн-Мари остановилась здесь, в Обидуше, то избежать по меньшей мере полудюжины встреч с ней в ближайшие дни нереально. Идея проявить инициативу не так уж и дурна.

Еще одна жинжинья: глаза прикрыты, голова запрокинута.

Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, останавливается у нее за спиной, откашливается и говорит:

— Ты в курсе, что стаканчики съедобные? — Ничего лучшего в голову ему не приходит. Кто бы мог тогда подумать, что однажды слова сделают его миллионером.

От неожиданности она чуть не поперхнулась.

— Еще один. Не хочу чертова шоколада.

У Анн-Мари красивые глаза, она, в общем-то, довольно симпатичная, несмотря на проблемную кожу и огромные передние зубы, из-за которых ей трудно закрывать рот. По словам Форета, когда губы ее смыкаются, кажется, будто она их надувает или же делает нечто не менее соблазнительное, хотя в действительности это всего лишь способ укрыть в пещере избыток эмали и дентина.

— Ну и встреча, скажи? — реагирует наконец она.

— Ты