Системный Барон #2 - Вячеслав Белогорский
Илья одним махом преодолел оставшееся расстояние и сгрёб меня в охапку. На мгновение я попал в объятья стальных мышц. Рёбра трещали под напором богатыря, но это был хороший, дружеский хруст.
— Илюх… пусти… — выдавил из себя я, хлопая друга по спине.
Парень наконец ослабил хватку и отступил на шаг, держа меня за плечи. Придирчиво оглядел с головы до ног.
— Ничего, живёшь! А мы уж думали, ты тут в дремучих лесах совсем одичал, бороду отрастил по пояс! Ан нет. Выглядишь вполне цивилизованно. Даже сюртучок у тебя теперь барский.
Я, не сдерживая улыбки, выпрямился и откашлялся.
К нам неспешно приближался Пётр Юсупов. Несмотря на хромоту, в его походке читалась аристократическая грация. Даже трость выглядела как изящный аксессуар, а не ущербность.
— Вот, решил навестить, — произнёс Пётр, и его острый взгляд скользнул по моей фигуре, — и посмотреть, как поживает человек, устроивший переполох в нашей столице. Слухи ходят эпические.
Мы пожали друг другу руки.
— Как вы вообще сюда попали? — спросил я, провожая ребят в дом.
— Дела рода, — буркнул Илья, с интересом разглядывая фасад. — Пришлось в Архангельск нагрянуть. Ну, а коль тут, грех друга не проведать. Поместье у тебя, кстати, крепкое. Дух правильный.
Я провёл молодых людей в столовую, где Марфа уже вовсю суетилась, накрывая на стол. Мысленно восхитился своей домработницей, которой не нужно было указывать, что делать. Она словно обладала силой Авериных и читала мысли хозяина.
Атмосфера быстро стала тёплой и шумной. Ребята рассказывали о столичных новостях, о новых театральных постановках, о взлётах и падениях титулованных аристократов.
Под эти непринуждённые разговоры я постепенно расслабился.
Илья с удовольствием уплетал холодную дичь и соленья, а Пётр, дегустируя местные сорта сыров, медленно потягивал вино, время от времени предаваясь воспоминаниям о банкете после состязаний.
— Куда ты тогда пропал? — внезапно спросил он, поставив бокал. — Мы с Ильёй тебя искали. А ты как в воду канул. На следующее утро уже укатил в Архангельск. Такой поспешный отъезд… Выглядело так, будто ты от кого-то бежишь.
Я отмахнулся, старательно подбирая слова:
— Просто… дела срочные. Наследство, знаешь ли. Не до банкетов было.
— Дела? — Пётр хитро улыбнулся. — А я видел, как ты покинул зал под ручку с Анной Сергеевной Трубецкой.
— Трубецкой? — оживился вдруг Илья. — Говорят, это не девушка, а неприступная крепость. Столько ухажёров отвергнуто её персоной. Ходят слухи, что по её вине стрелялись Сашка Пушкин и Жорик Дантес.
— Стоп, — перебил я. — Александр Сергеевич защищал честь своей жены, Натальи Гончаровой.
— Да? — удивился Илья, пожимая плечами. — Значит, я что-то путаю.
И, ничуть не смущаясь, потянулся к миске с солёными груздями.
— Не будем вдаваться в подробности, — сказал я, стараясь скрыть за маской хмеля внезапно нахлынувшие воспоминания.
Юсупов кивнул, снова потянувшись к куску аппетитного сыра.
— Да, Илюша, — протянул он, подмигивая в мою сторону, — такую как Трубецкая тебе никогда не завоевать.
Богатырь только пожал плечами, совершенно не реагируя на подколки друга.
— Слушай, а с чего вдруг у тебя такая стеснительность перед женским полом? — обратился я к Мурому.
Илья тяжело вздохнул, будто обдумывал, говорить или нет, а потом махнул рукой:
— Парни, вы будете смеяться. Была у меня одна ситуация, — печально начал он. — Нравилась одна девушка. Ухаживал долго, а однажды она позвала меня в гости. Я долго собирался и решил посоветоваться с друзьями, мол, что в таких случаях дарят. Вот они и посоветовали купить один дорогущий заграничный сыр.
На этой фразе богатырь снова вздохнул, и на его лице отразилась лёгкая улыбка.
— И? — не удержался Пётр, хотя по взгляду было видно, что он уже догадывается.
— Ну, я пришёл, а она, оказывается, одна в доме. Сразу меня в спальню пригласила. Я не успел даже туфель снять, как вернулись её родители.
Мы с Петром застыли в ожидании, предвкушая развязку.
— Вот она меня в спальне и заперла, а сама пошла родителей встречать. Строго-настрого запретила включать свет и выходить из комнаты. Вот сижу, жду. Час жду, два жду. Есть захотелось сильно. Начал я сыр раскрывать, чтобы хоть что-то закинуть в бурлящий желудок. А из пакета такой вонью потянуло, — Илья старался говорить с каменным лицом, но постепенно его губы начали растягиваться в улыбку.
— Благородная старая плесень, — уточнил Пётр с мертвенной серьёзностью.
— Угу, — подтвердил Илья, начиная нервно хихикать.
— И что дальше? — нетерпеливо спросил я.
— Я, конечно, попробовал его обратно завернуть, но так герметично не получилось, — богатырь уже не мог не смеяться и похрюкивал через слово. — Вонь в комнате стояла просто жуткая. Решил я сначала окно открыть и сыр туда выкинуть. Так и сделал, а вонь всё не проходит. Тогда пошарил по её столику и вроде даже нащупал в темноте флакон с духами. Себя побрызгал, а заодно и стены, чтобы запах отбить.
Илья уже не мог сдерживаться. Положив голову на стол, он беззвучно трясся от смеха. Постепенно его веселье заразило и меня. А ледяное спокойствие Петра ещё больше добавляло рассказу комичности.
— Запах оказался настолько сильным, что никакие духи не спасали. Тогда, чтобы хоть как-то можно было дышать, я брызнул духами в лицо, не ожидая, что попаду себе в глаза. Боль была жгучей. Я метался по комнате, словно раненый зверь, и на крики прибежали её родители.
Муром издал звук, похожий на предсмертный хрип. Кое-как отсмеявшись, он продолжил:
— Это был кошмар. Свет в комнате зажёгся, и перед нами предстала следующая картина. Зелёным было абсолютно всё. Стены, кровать, окно, пол и даже люстра. Я стоял посреди спальни с зелёным лицом и флаконом зелёнки в руке. Сыр, выкинутый в окно, медленно сползал влажной коричневой кляксой по москитной сетке. И только тогда я понял, почему запах так и не ушёл.
Я просто тупо смотрел на Илью, пытаясь осмыслить эту многослойную трагедию.
— Зелёнка? — наконец произнёс Пётр, от чего Илья снова взорвался приступом смеха. — Ты… ты измазал спальню благородной девицы… раствором бриллиантового зелёного? И себя… в лицо⁈
— Я думал, это духи «Весенний луг»! После запаха сыра уже ничего не соображал, — взвыл Илья, потирая набежавшие на глаза слёзы. — Флакон был похож! А в темноте… — он