Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

Лаврентию Павловичу было все равно, кто ускорит строительство. Только что начавшего работать Славского снимать было пока не за что. А Рапопорт был хоть и «свой», и заслуженный, но не совершил «чуда» за отпущенный срок. Трезво осознавая, что и Славский его вряд ли совершит, Берия понимал, что «Хозяин» ждет от него самого каких-то видимых и резких действий, а значит, надо пока заменить Рапопорта и посмотреть, не получится ли чего из этого.

В качестве замены – не без влияния Славского – был назначен генерал-майор инженерно-технической службы Михаил Михайлович Царевский. Одногодок Ефима Павловича, он имел с ним много общего в судьбе: трудовое крестьянское детство, Гражданская война, на которой он служил командиром взвода и эскадрона и был ранен. А на Южном фронте, под Царицыном, одно время был даже личным шофером члена Реввоенсовета Иосифа Сталина. Не получив, правда, как Славский, инженерного образования, он тем не менее очень успешно руководил рядом важнейших строек, командовал в начале войны 2‐й саперной армией, был награжден к тому времени двумя орденами Ленина, Красного Знамени и Трудового Красного Знамени, Красной Звезды. Под стать Славскому Царевский был даже внешне и «повадками»: высокий и крупный, с зычным голосом, он мог весьма действенно «мАтивировать» растяп и волынщиков. При этом, как и Славский, сам быстро и эффективно соображал в сложных технических вопросах.

Так начался штурм в новой начальственной конфигурации.

Котлован под нужную глубину был «выгрызен» еще в апреле 1947‐го. Окончательная низшая точка составила 53 метра. На последнем этапе грунт с минимальной механизацией в лютые морозы извлекали 11 тысяч землекопов!

Не обошлось и без героизма, предшествовал которому, как водится, «катаклизм». Чем глубже становился котлован, тем больше мешали грунтовые воды. На промежуточной станции «второго подъема», на высоту которой могли поднять воду откачивающие насосы, стояли большие водяные емкости. Из них собранная вода перекачивалась выше – на поверхность. И вдруг в январе, когда температура воздуха опустилась ниже 30 градусов, верхние насосы, захлебнувшись, заглохли. Нижние, продолжая подавать воду, начали заливать шахту водой. Работавших в котловане потребовалось экстренно эвакуировать. Еще немного – и все работы надолго бы встали.

От беды спас механик объекта Александр Ложкин, который быстро сообразил, в чем дело. Раздевшись на морозе догола, он нырнул в ледяную воду и раскрыл запавший входной клапан. Вода пошла наверх! О героическом поступке узнала вся стройка [98. С. 29].

Михаил Михайлович Царевский.

[Из открытых источников]

И таких ЧП и аварий поменьше в процессе строительства происходило множество. Ценой ошибок и простоев для начальников, отвечавших за конкретные участки работы, могли стать свобода, а то «вышка». Ведь согласно распоряжению Берии, на всех «узловых» участках строительства, сменяя друг друга, дежурили сотрудники госбезопасности, обязанные экстренно докладывать о нештатных ситуациях и сами отвечавшие за это головой. Понятно, что это усугубляло общую нервозность строительства.

Число заключенных, трудящихся на стройплощадке, к концу лета выросло до 20 тысяч и продолжало расти. Всего в строительстве комбината в том году участвовало 52 тысячи монтажников, рабочих, инженеров и ученых. К тому времени по железной дороге и автомобилями на стройку пришло около миллиона тонн грузов со всей страны.

Строились одновременно заводы «А» и «Б», поселок, станция водоподготовки, являвшая собой фактически еще один высокотехнологичный завод. Она включала в себя несколько насосных станций, которые поставляли воду в реактор на расстояние около двух километров в три этапа. Озерную воду Кызыл-Таша требовалось перед этим отфильтровать, убрав всю органику и примеси, затем «умягчить», добавить специальные реагенты. Отдельное производство готовилось под прием и обработку горячей радиоактивной воды, вернувшейся из реактора.

Как вспоминал техник-куратор Управления капстроительства завода № 817, впоследствии ветеран ПО «Маяк», писатель-краевед Юрий Елфимов, на берегу Кызыл-Таша всегда было светло как днем: ночью участки водозабора освещались прожекторами, а внутри озера светились специальные гидрофонари. Работали опытные водолазы из ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения), число которых на пике работ достигало полусотни. «На мелководьях и у берега пробивали под водой десятки, сотни метров траншей под водозаборные трубопроводы, а еще требовалась засыпка от промерзания. Велись и подводные взрывные работы на скальных участках, а также подводное бетонирование оголовков труб. Установка муфт, стыковка труб требовали высокой квалификации и навыка» [60. С. 10].

Заключенные ГУЛАГа на работах.

[Из открытых источников]

Поначалу многие командированные сюда на работу специалисты, не зная толком, куда едут, были просто в шоке, когда «коломбина» (так называли машину с зашторенными окнами, забиравшую их в условленном месте Кыштыма – «у церкви» – и доставлявшую на объект) въезжала за двойное ограждение с колючей проволокой и часовыми на вышках. У них было полное ощущение, что их таким странным способом арестовали и привезли в заключение. Некоторые просились потом обратно «на материк», но обратной дороги не было. Только если в лагерь под боком – в телогрейке и с номером ЗК.

И этот «спецрежим» поначалу только ужесточался. С 1 октября 1947‐го по приказу Берии был запрещен выезд за пределы закрытой территории работников «Базы-10» в отпуска и даже по семейным обстоятельствам. Многие вольнонаемные специалисты и офицеры жили тогда с семьями в Кыштыме на частных квартирах. Можно себе представить состояние их жен, когда мужья вдруг не вернулись домой ни 1, ни 2 октября. Лишь после этой встряски им сообщили, что их супруги переведены на казарменное положение и не смогут приезжать, как раньше, в Кыштым. Воссоединиться многим семьям удалось лишь через несколько лет, когда в рабочем поселке построили достаточно домов под жилье.

При этом, как уже сказано выше, общее «сверхдело» выравнивало участи. В марте 1947‐го по указу Президиума Верховного Совета СССР около трети всех заключенных «кыштымского» лагеря за ударный труд и при отсутствии дисциплинарных «залётов» были расконвоированы, получив наименование «указники». У них не было паспортов и прописки, они не могли по своей воле покинуть секретную зону вокруг завода № 817, но имели возможность заводить семьи и трудится на том же объекте за «вольную» зарплату.

В отличие от заключенных, строивших лишь дороги и «гражданские» объекты, они обрели «привилегию» работать и непосредственно на строительстве завода. А позже, выучившись по какой-то специальности (что было со временем организовано здесь же), и занимать должности на комбинате.

В том же сорок седьмом из «указников» сформировали два мужских и один женский стройотряд, общим числом более восьми тысяч человек. Позже, когда уже был разрешен выезд, многие остались в закрытом городке, стали авторитетными специалистами, а некоторые даже руководителями здешних предприятий и организаций. Со временем забывалось, кто