Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин
В ноябре следовало произвести первую полную перегрузку ураном, отправив облученные блочки на завод «Б». Но эти сроки, к досаде Москвы, из-за аварий реактора (за полгода – более 40 остановок или снижения мощности!), похоже, срывались.
Частично реактор все-таки разгрузили тогда, но тоже с аварией. В подземной шахте заклинило кюбель (транспортную емкость), в которой уже находилось несколько тонн сильно облученного урана. Пришлось выбрасывать блочки прямо в шахту, под защитный слой воды, а кюбель резать сваркой. В новую емкость облученные блочки перекладывали из-под воды снова вручную. Адской работой пришлось вновь заниматься всему мужскому персоналу завода, а руководил ею штаб во главе со Славским.
Сохранились захватывающие воспоминания об этой аварии дозиметриста Василия Шевченко, в котором ярко высвечивается характер Ефима Павловича. Он рассказал, что к рабочему месту приходилось добираться по металлической лестнице, преодолев около сорока метров. Сверху на участок из-за неисправности задвижек на водоводах падал поток радиоактивной воды с температурой 5—10°. Перед входом на площадку стоял работник, подающий каждому, кто шел туда или оттуда (по желанию), 75-граммовый граненый стаканчик с разведенным спиртом. Пришел туда, поработать, как все, и главный инженер комбината, которому по выходу из ледяного душа «подающий» тоже протянул такой «полустакан». Последовавший диалог просто прекрасен!
«– За стаканчик— спасибо, но что у тебя, мать твою, нет больше посуды? – И Славский забросил стаканчик в дальний угол.
– Есть, Ефим Павлович, есть! – Подающий достал граненый стакан емкостью уже 200 граммов и наполнил его до краев.
– Молодец! Спасибо за догадливость! – Славский осушил стакан.
Он накинул капюшон и направился вновь в аварийную зону.
Дозиметрист преградил ему путь:
– Вам больше нельзя. Вы уже получили разрешённую дозу!
Ефим Павлович отодвинул его сторону:
– Как директор вам запрещаю, а себе даю разрешение на второй заход…» [129. С. 85].
Богатырское здоровье, лихость, самоотверженность и ощущение себя главным («как директор» – хотя был он уже не директором, а первым замом) – все спрессовалось в этой были.
Тем временем в конце 1948 году беда с реактором всплыла в полный рост: приборы фиксировали массовую протечку технологических каналов – графит намокал и грозил развалиться. «Котел» нужно было «гасить», извлекать все блочки, за это время изготовить новые авиалевые трубы с анодированным покрытием. Головная боль еще та!
Ефим Павлович Славский так рассказал об этом Р.В. Кузнецовой: «У нас случилась тогда первая неудача из-за конструкции реактора. Он канальный, каналы алюминиевые стали быстро корродировать и выходить из строя. И мы никак не могли понять, в чем же дело. Потом выяснили. Поняли, что надо изменить систему влагосигнализации. Чтобы изменить эту систему, потребовалось разгрузить весь реактор…»
Атомный «котел» остановили на капитальный ремонт 20 января 1949 года. На совещании, в котором принимал участие и Славский, обсуждалось, как «вырулить» из этой ситуации. Несколько вариантов уже были отвергнуты или не получились по факту. Первый – «штатный» выброс урановых блочков через систему разгрузки в бассейн – не годился, поскольку, падая алюминиевые оболочки этих элементов могли быть повреждены – а значит, повторно загружать их в канал не получится. Другого же, готового к работе в реакторе, урана в стране просто не было – их изготовление остановило бы работу «Аннушки» очень надолго.
Завенягин предложил было, не разгружая каналы от урановых блочков, извлечь корродированные трубы, а затем поставить новые. Это попытались сделать, но столкнулись с тем, что трубы, имевшие специальные ребра, при извлечении задевают ими блочки, нарушая правильную центровку в каналах.
Тогда Курчатов вместе со Славским приняли трудное решение, а Завенягин его утвердил: вытаскивать все блочки, включая уже облученные, через верх технологических каналов прямо в реакторный зал. Там вручную перебирать и «калибровать» их. А потом найденные пригодными снова загружать в каналы, перед этим заменив в них трубы охлаждения.
Этот алгоритм по определению гарантировал переоблучение персонала: ведь даже не полностью облученные блочки представляли собой дичайший источник жесткой радиации. Но… без жертв, неизбежных, как на войне, было не обойтись…
Служба главного механика разработала приспособления со специальными присосками и цанги с петлями, которыми работники завода и обученные солдаты, постоянно сменяясь, осторожно, чтобы не повредить, вытаскивали драгоценные блочки вручную в ЦЗ. Была введена специальная оплата – по 10 рублей за извлеченный блок. Новые анодированные трубы уже пришли на комбинат и дожидались своего часа. Работы шли непрерывно 66 суток! Серьезные дозы радиации получили все участники процесса: некоторые скончались в госпитале уже через несколько суток, другие через несколько месяцев, третьим были еще отпущены годы. Такова была плата за атомное оружие для страны, и она была сполна выплачена. В том числе и многими «капитанами» советской атомной эры.
Выгруженные из реактора блоки обследовал лично Курчатов. Вспоминает Ефим Павлович: «И он тогда через лупу все их рассматривал: проверял – нет ли поврежденных? У нас была сигнализация устроена так, что если бы радиоактивность больше положенной нормы стала бы, то звонки зазвонили бы. Кроме того, звуковая сигнализация была дублирована световой – разные лампочки загорались. Но так как «гадость» была большая, то мы, конечно, выключали эти самые звонки и вырубали световую сигнализацию. А тут вдруг, понимаете, она загорелась, Игорь Васильевич сидел у стола. В одном ящике у него – эти облученные блочки. Он их осматривал и клал в другую сторону… Ионизационную камеру мгновенно доставили. И установили, что у Игоря Васильевича в этом самом месте находятся мощно облученные блочки. Если бы он досидел, пока бы все отсортировал – еще тогда бы он мог погибнуть! Вот такие самоотверженные дела у нас были!..» [68. С. 270].
Приказ № 401с в связи с 50‐летием Е.П. Славского.
[Центральный архив корпорации «Росатом»]
Завенягин умер в 55 лет, Курчатов – в 57. Какую роль сыграло в их ранней смерти переоблучение в том сорок восьмом и сорок девятом, доподлинно неизвестно. Но то, что она была, сомневаться не приходится. В то же время Ефим Павлович с его полученными дозами и диким напряжением в течение, по крайней мере половины жизни лишь немного не дотянул до ста лет. Видимо, человек поистине был из рода «титанов».
26 октября 1948 года на атомном комбинате под Кыштымом отметили 50‐летие Славского. Представить его к очередной правительственной награде после снятия Берией и «высочайшей опалы» было невозможно. Поэтому Ванников приказом по ПГУ объявил благодарность с занесением в личное дело и выписал приказ о награждении Славского двойным окладом. А юбилей справили дружно и весело – всей «могучей кучкой».
Глава 5
Через тернии – к