Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Казалось бы, все уже позади, страсти улеглись, правых и виноватых развели в разные стороны. Атарбекова, «томившегося» в уютном номере «Метрополя» (237‐м), забрал к себе в Белоруссию Сталин. Аристов с 13 августа – «в распоряжении Политуправления», то есть Смилги. У Кирова же с Миной Львовичем отношения установились вполне деловые и доброжелательные. Вдвоем наладили разведку среди гурьевского казачества. Аристов через хорошо знакомых его «коммунарам» «калмыков, через татар, через киргизов» организовал «сеть своей агентуры». Мироныч получал от неё важные сведения, узнавал, «чем дышат уральские казаки, как идет в степях дело», снабжал агитационным материалом. Незаметно, буднично эта работа произведет особый эффект: зимой оружие сложит весь первый Астраханский казачий полк (400 человек при орудии, ста снарядах, 255 винтовках и девяти пулеметах). Правда, без офицеров, которые просто разбегутся[178].
Коммунары-разведчики, челноки-мореходы… А ещё дежурные радисты на станции, расположенной на Казачьем Бугре, в восьми верстах от штаба 11‐й армии. По свидетельству Мехоношина, Киров «много ночей… проводил на астраханской радиостанции, налаживая, а затем и пользуясь радио для связи с Баку, где подпольная организация большевиков имела своих радистов». Это не считая радиограмм в другие места, которые отправлял либо сам, либо через адъютанта М.А. Власова. А на дальнем астраханском причале, где швартовались «рыбницы» с бензином и керосином, Сергей Миронович частенько лично встречал и провожал экипажи, беседовал с товарищами, вернувшимися от «англичан», руководил «разгрузкой драгоценного горючего». Как-то в конце июня здесь же, на пристани, приветствовал выпрыгнувших из рыбачьей лодки Серго Орджоникидзе и легендарного Камо (Симона Тер-Петросяна), которых привезли из Баку Михаил Рогов и Иван Дудин, кировские мореходы-челноки…
И чем дальше, тем все чаще Мироныч занимался не делами 11‐й армии, а созданной шаг за шагом им самим подпольной большевистской сетью, раскинувшейся по всему северному и западному побережью Каспия, от «киргизского» Гурьева (в старину киргизами именовали и казахов) до дагестанского Петровска, азербайджанского Баку или Ленкорани. К сентябрю 1919 года «хозяйство» расширилось настолько, что возглавлять его по совместительству Кирову стало довольно сложно. К тому же он видел, что Куйбышев и Бутягин в нём в общем-то не нуждаются, а если что, уполномоченный СНК И.П. Бабкин легко заменит Кирова в РВС. И Сергей Миронович вновь побеспокоил Стасову, предложив позволить ему полностью сосредоточиться «на Каспийском море», а координацию деятельности большевиков «на Кавказе» поручить товарищу Бабкину, если тот не против. Стасова внесла кировскую инициативу на одобрение коллег 22 сентября 1919 года, и Оргбюро её приняло.
Телеграмма Е.Д. Стасовой С.М. Кирову и Ф.Ф. Раскольникову от 28 сентября 1919 г.
Примечательная формулировка: «Работать на Каспийском море». Астрахань – это работа на Каспийском море. Гурьев – тоже работа на Каспийском море. Петровск, Баку, Ленкорань… везде работа на Каспийском море. Киров думал целиком сосредоточиться на своей агентурной сети по всему каспийскому побережью, оставаясь в Астрахани? Вовсе нет. Он намеревался покинуть цитадель большевиков на Волге. Да и Бабкин 30 сентября телеграфировал из Москвы: «Постановлением Цека Вы должны немедленно выехать для выполнения известной Вам и Раскольникову работы. Все материалы оставьте [к] моему приезду товарищу [по] вашему выбору. От Реввоенсовета освобождаетесь. [На] Ваше место назначается товарищ Дастян…»[179] Выехать в каком направлении? Впрочем, ни «немедленно», ни позднее выехать Кирову не довелось…
В двадцатых числах сентября 1919 года в кабинет начальника астраханского рупвода (районного управления водного транспорта) А.П. Демидова постучались. Алексей Павлович сразу узнал посетителя – Рахиль Вассерман, «талантливая и способная женщина… одна из лучших жен[ских] организаторов, агитаторов и пропагандистов». Активная участница «гражданской войны 1918 года». Так астраханцы-большевики называли события января, когда на улицах города сражались с мятежными казаками…
– Ну, здравствуйте! Я только что из Самары. Если угостите чаем, расскажу много нового и о Самаре, и о наших общих знакомых, товарищах Воронкове, Веймарн, которые шлют вам товарищеский привет…
Демидов проводил гостью в соседнюю комнату, к жене, и присоединился к ним, закончив все дела. Они уже во всю чаёвничали, но разговаривали в полголоса.
– Отчего такая таинственность?
– А вы знаете, что творится сейчас в Астрахани?
Следующее заявление Вассерман ошарашило хозяина квартиры:
– У нас в губкоме сидят дашнаки, а товарищ Киров не кто иной, как бывший царицынский поп Илиодор. Астраханский пролетариат не сегодня завтра будет предан!
Демидов опустился на стул, «раскрывши рот», и по инерции спросил:
– Что же делать?
– Необходимо собрать старых партийцев и с ними решить, что предпринять в дальнейшем…
– Подожди, а какие у тебя доказательства?
– У меня в руках есть неопровержимые доказательства. У меня есть карточка Кирова-Илиодора.
Слов нет, фотокарточка С.М. Труфанова (1880–1952), иеромонаха Иллиодора из Свято-Духовского монастыря в Царицыне, друга, затем недруга Григория Распутина, раскаявшегося ещё до революции черносотенца, произвела изумительный переполох среди астраханских большевиков. Правда, А.П. Демидов, хотя и шокированный безапелляционностью Вассерман, здорового скептицизма не утратил. Он предложил ей «заявить об этом в Бюро губкома», поднять вопрос на каком-либо общем собрании коммунистов, обратиться в ЦК, наконец, но не секретничать по углам со «старыми партийцами».
Увы, молодая революционерка не услышала разумных доводов. Демидова она более не тревожила, зато созвала на «конспиративное собрание старых астраханских работников-партийцев», прежде всего Ф.А. Трофимова (профсоюзного лидера и предгорисполкома), И.Е. Иванова (секретаря губисполкома), П.П. Чугунова (военкома, командира гарнизона), М.Г. Непряхина (губпродкомиссара) и других. И почти все они сочли фотографию достаточным основанием, чтобы признать: надо «действовать быстро, необходимо сейчас же арестовать т. Кирова-Илиодора и вывести на свежую воду».
Да, Сергей Труфанов внешне напоминал тезку, Сергея Кострикова. Но разве их сходство – уникальный случай в природе и истории? Тогда почему Непряхин, Чугунов и особенно Иванов так засуетились? Кроме фото и имени (оба Сергеи), других улик на Кирова не было. И самое забавное: даже если бы под фамилией Киров действительно скрывался Труфанов, спешить с арестом, а тем паче с расстрелом иеромонаха астраханским «старым партийцам» не стоило. Ведь Иллиодор, в 1918 году возвратившийся в Россию из эмиграции, публично выразил желание сотрудничать с советской властью «по постройке нового мира» и в интервью заверял журналистов: «К Октябрьской революции отношусь сочувственно». О чем уведомила газета «Известия» ещё 30 марта 1919 года в заметке «Перекрасившийся Илиодор» под рубрикой «В провинции». А советский работник должен быть в курсе того, что пишет центральная пресса… Сам же Труфанов осенью 1919‐го обретался в Москве и имел контакты с председателем ВЦИК М.И. Калининым и председателем Моссовета Л.Б. Каменевым.
Можно поверить в искренность одной «взбалмошной бабы» (или «агента англо-деникинской контрразведки»?) Р.Я. Вассерман, но
