Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Быстро среагировал и Голливуд, уже сотворившей несколько фильмов по романам Ремарка. Еще до выхода книги режиссер Джон Кромвелл снял картину под названием «So Ends Our Night»[62]. Фредерик Марч сыграл Йозефа Штайнера, только еще начинавший свою карьеру Гленн Форд создал образ юного Людвига Керна, а в роли Рут Холланд, его возлюбленной, зрители увидели Маргарет Сал-лаван. Эрих фон Штрогейм, с успехом игравший прусских офицеров с моноклем в глазу и демонически-злобных нацистов, превратился в лютого гестаповца Штайнбреннера. Мнения критиков оказались, как всегда, разными. Ремарк посмотрел фильм в январе 1941-го в Нью-Йорке и записал в дневник: «Неплохо. Слегка затянуто и, пожалуй, скучновато. Хотя, возможно, только на мой взгляд. Актеры первого ряда... Сценарий писался, похоже, с трудом». И пару дней спустя: «Просмотрел рецензии. Не очень-то они радостные. Быть может, для экранизации книга и не годилась».
Жизнь в американской эмиграции начинается для Ремарка во время работы над книжным вариантом романа. Прибыв в Нью-Йорк 4 сентября 1939 года, он проводит там несколько дней и едет затем в Лос-Анджелес, где его ждет Марлен Дитрих. Дневниковые записи в следующие полгода посвящены фактически одной теме — жизни с Пумой. «С чего бы мне, собственно, описывать весь этот кошмар? Где бы ни появлялась эта женщина, там всегда болтовня, пересуды, ссоры». Споры и примирение, надежды и злость («Во всяком случае, все кончилось тем, что я ей дал пощечину, а она меня укусила за руку».), растерянность от неспособности порвать отношения («Решил обрубить концы!») и восхищение («...Ты как личность обладаешь такой силой и такой энергией, каких мне встречать не доводилось...»).
В октябре в Нью-Йорк прибывает Ютта и неделю живет на острове Эллис, поскольку срок действия ее панамского паспорта истек. Ситуация в «треугольнике» обостряется. Ремарк подключает к делу адвоката, Ютта получает разрешение на временное проживание, а Марлен Дитрих раздражена тем, что он не подает на развод. Поговаривают, что она опротестовала приезд Ютты, обратившись в Главное управление по делам беженцев. В связи с этим Ремарк делает запись в своем дневнике. «Вчера говорил по телефону с Петером. Была благоразумна и в хорошем настроении. Гораздо лучше Пумы, которую надо бы послать к черту. Петер не была такой зловредной, как эта отвратительная бестия». Тем не менее в последующие годы Ютта будет постоянно упрекать его в том, что он отбыл из Парижа, не взяв ее с собой, и она оказалась интернированной на острове Эллис.
Вечеринки в студиях и кинопремьеры в кругу голливудских звезд, ночные бдения с Карлом Цукмайером, Отто Клементом и случайными собутыльниками, бесконечные споры, постыдные выяснения отношений на публике и в спальне — изнурительная жизнь! Дитрих влюблена в Джеймса Стюарта, с которым снимается в вестерне «Дестри снова в седле», Петер осыпает его упреками, полагая, что он заботится о ней слишком мало, а самого его беспокоит вопрос из вопросов: получит ли он вид на жительство в США. В первый день 1940 года он записывает в дневник: «Задумок — много. Надеюсь реализовать хотя бы часть из них...»
Ремарк понимает, сколь зыбко и шатко его положение. Дневниковые записи этих месяцев — да и последующих лет — превращаются в беспощадный самоанализ. Подробное описание будней в Голливуде, безрадостных, унижающих его достоинство, — это и оборона, это и проработка пережитого. Ироничные, страстные строки о его чуть ли не ежедневном сожительстве с Дитрих перемежаются заметками о встречах с такими знаменитостями, как Орсон Уэллс, Чарли Чаплин, Эдвард Г. Робинсон, и многими более или менее известными красавицами, к числу которых принадлежат Грета Гарбо, Долорес дель Рио, Лупе Велес. После разрыва с Дитрих он гуляет и пьет с ними, не так уж и редко заканчивая ночь в объятиях своей очередной избранницы. (На одной из вечеринок в июне он познакомится с Полетт Годдар, но эта встреча не произведет на него яркого впечатления.) Встречается он и с Игорем Стравинским, Викки Баум, Карлом Цукмайером, Элизабет Бергнер и ее мужем — Полем Циннером. Переполненный рефлексиями дневник становится лекарством. Похоже, только здесь, на его страницах, обретает он возможность смотреть на свою сумбурную жизнь взглядом со стороны. Спор с самим собой спасает от срыва в пропасть. Глаз его зорок и на полях этого своеобразного календаря, мотивы поступков Дитрих он разгадывает с такой же проницательностью, как и собственные. «Видел съемочную площадку. И актеров. Понял Пуму. Они живут в этом мире. Другой супротив него ирреален. Дом скучен. Только и ждут того момента, когда можно будет снова прийти сюда. Это лихорадка, справиться с которой они не могут».
В конце февраля он получает от мексиканских властей разрешение на въезд в страну и в начале марта летит с Юттой в Мехико. Бои быков, встречи с Диего Риверой, пикировки с Юттой («Снова говорили с Петером о разводе.
Убедить ее трудно. Оставаться одной она не хочет. Наверное, все еще ждет... Терпеть это невозможно».), страстные послания Марлен Дитрих («...как может кто-то не любить Тебя?») и — скука. По прошествии четырех недель супружеская чета получает американскую визу. Ремарк возвращается в Беверли-Хиллз, Ютта отправляется в Даллас. Подыскав себе новое жилище, он сразу же по приезде покидает бунгало, которое Дитрих сняла для него по соседству с ее виллой. «Хотел разом положить всему конец». Но сила притяжения к ней все еще велика.
Еще в конце 1939-го Ремарк познакомился с молодой женщиной по имени Рут Мартон. Связь эта развивалась без премудростей, длилась годами и была особенно тесной, когда Ремарк жил в Нью-Йорке. Рут выросла в Берлине, играла на венских сценах, для него она кусочек далекой Европы, она может утешить его в горестный час, — а такую способность женского сердца писатель ценит очень высоко, — она любит его, не создавая конфликтных ситуаций.
Записей о работе в эти месяцы крайне мало. «Раскопал то, что написал о Равике». Но он не намерен исполнять желание Пумы, откладывает первые страницы «ее» книги под названием «Триумфальная арка» в сторону и принимается за переработку «Возлюби ближнего своего». Она дается ему нелегко. Лишь в сентябре 1940-го, испытывая привычные для него сомнения, он в состоянии сделать следующую запись: «Книгу сегодня, кажется, все-таки закончил; к концу запас энергии, как всегда, иссякает. Боюсь, что конец не удался. Длинноты и нет попадания
