Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург

На этой ноте заканчивается год. Наташа осыпает его упреками за чрезмерное пристрастие к спиртному и «непостоянство». Он хочет с ней расстаться, но — не может. Она меж тем выходит замуж за театрального продюсера Джека Уилсона, а Ремарк не собирается хоть в какой-то мере жертвовать своей независимостью. «Иногда сравниваю с пумским периодом, который, по-моему, был хуже». И последняя дневниковая запись 1947 года: «Надо бросить пить. Нельзя терять себя».

Новый год начинается с решения переписать роман «Искра жизни». («Займет больше времени; но иначе нельзя. Нельзя класть заплаты».) Крепнет желание поехать в Европу, Ремарк ведет переговоры с «Кольерс», «Геральд трибюн» и журналом «Космополитэн», очевидно, намереваясь присылать корреспонденции с другого берега Атлантики. Политику там определяют ветры холодной войны. В Чехословакии происходит успешный коммунистический переворот («Называют это демократией. Как же оболгано это слово»), на денежную реформу в западных зонах Советский Союз отвечает блокадой Берлина. Ремарк фиксирует развитие событий с нервным ожиданием будущего: «Живем в годы, когда history is in the making[75]. Может быть, нам когда-нибудь позавидуют. Слишком много “history”. С тех пор, как начали думать. С 1914-го. 33 года. Немного покоя было бы благом». Он опасается, что посетить Европу сможет только в этом году. И тем не менее: «Хочется в Порто-Ронко. Хочется чувствовать себя в безопасности. Куда-нибудь приткнуться». В марте в доме на Лаго-Маджоре поселяется отец Ремарка.

У сына же проблемы с выездом. Ему хочется увидеть Германию, чтобы на месте почерпнуть впечатления для своего романа. Наконец он все-таки получает разрешение посетить Европу — за исключением оккупированной Германии. В мае он поднимается с Наташей — в «скорее угнетенном состоянии духа» — на борт «Америки»... Экс-эмигрант и новоиспеченный американец возвращается в Старый Свет, который покинул девять лет тому назад.

Глава восьмая

«У РАЗУМНОГО — ПЕРСПЕКТИВЫ НЕТ» (1948–1955)

Ремарк возвращается на разрушенный континент. Экономически обескровлены и страны-победительницы. В Англии не хватает продуктов питания, Францию сотрясают правительственные кризисы, Европа расколота холодной войной. Восстановление народного хозяйства, которое финансируется главным образом Америкой и первые контуры которого начинают вырисовываться весной 1948 года, охватывает и западную часть Германии. Вокруг Западного Берлина сжимается кольцо блокады. Мир движется навстречу новой военной катастрофе.

Ремарк сходит на берег в Гавре и едет в любимый Париж. «Чувствую город, Европу, но не так, чтобы мурашки по коже». В начале июля — навестив Вальтера Файльхенфельдта в Цюрихе — Ремарк снова в своем доме на Лаго-Маджоре. «Все как оставил. Зубная паста; письма; карандаши; бумага — на том же месте... Сон Спящей Красавицы. Просыпаешься — прошло десять лет. Странное чувство. Трогательно и таинственно... по саду. Отец рядом... Пили кофе на террасе. Еще до этого старик зашел ко мне в спальню. Он бродил по дому. Предвижу сложности. Хочет, чтобы его занимали. Люди... Что делать с ним?» Отношения с отцом не ладятся. Ему уже за восемьдесят, ни к чему интереса нет, гордится сыном, но нервирует мастера пера, который начинает переписывать роман о концлагере в третий раз. «Ищу местечка для работы. Но пока не нашел. Повсюду сидит старик».

Свое пятидесятилетие Ремарк празднует тихо, погруженный в мрачноватые раздумья о приближающейся старости. Не выходит из головы вопрос: где же все-таки жить? «Жить здесь, как бы в точке исходов, в тиши? Наверное, не смог бы. Слишком привык к Нью-Йорку. Там привязанности. Пусть их и немного. Самая существенная: Наташа...» 11 июля он едет на несколько дней в Рим, где его уже ждет Наташа. Ссоры из-за мелочей. Женщина, с которой он не в силах порвать, уезжает в Палермо, он остается и — пьет. Связь, выматывающая все силы. Как с Пумой. Наташины упреки раздражают до крайности. Он ревнует, вовсе не будучи верным спутником жизни. Клянясь Наташе в письмах из Асконы в любви, он заводит в эти недели роман с Эллен Янсен. Он, умеющий описать буржуазную жизнь с едким сарказмом в своих романах и дневнике, ведет себя в мучительных ночных пикировках с Наташей самым явным образом как мелкий буржуа. И она тоже. Флер свободной, щедрой богемной жизни, которым окружают себя Ремарк, Наташа и ее друзья, не предохраняет их в амурных и альковных делах от недостойного поведения. Подкупает, однако, та проницательность, с которой Ремарк оценивает собственную роль и роль своих партнерш в этой раз за разом повторяющейся игре. Он трезво смотрит как на свою способность лгать, тайно следить, так и на свою неспособность принимать необходимые решения.

В августе он снова в Порто-Ронко. Хочет работать, но: «Вечера со стариком убийственны. По моей вине. Веду себя гадко. Писать все же пытаюсь; но он мне мешает и сбивает с толку».

Вести из Германии он воспринимает с растущим возмущением. Отпетые нацисты со стажем остаются на своих постах, в то время как узники концлагерей, выступающие в качестве свидетелей, вызывают в зале суда усмешку, — записывает он в дневник. Гневное настроение усиливается рассказами бывших узников концлагерей: одни приезжают к нему в гости, других он встречает в Асконе. В тему он погружается основательно, штудирует документальные материалы об адских условиях жизни в концлагерях, и то, что он узнает из них, может лишь усилить столь привычную для него меланхолию и породить желание обратиться к темам иного характера. «Важно: хочу, когда эта книга будет закончена, написать юмористический роман и — пару пьес».

В октябре он опять в Париже. Узнав о смерти Эмиля Людвига, посылает оставшейся в бедности вдове тысячу швейцарских франков. С 21 октября Ремарк снова в Нью-Йорке, отель «Амбассадор». Встречи с Дитрих, одинокой и печальной Юттой и, конечно, с Наташей. Всё как прежде.

В творческом плане — полный паралич. В довольно объемистом дневнике 1949 года только одна тема — отношения с Наташей, приобретающие трагический характер... Страница за страницей размышления об этой женщине: что она говорит, как на то или иное реагирует, каким его поступком обижена, почему спит с ним или отказывает ему в этом удовольствии. «Мысли, как всегда, о Н. Не проходит почти ни секунды, чтобы был свободен от них. Поистине, почти ни секунды». После каждой размолвки он шлет цветы и небольшие подарки, клянет себя, зная, как губительно это отражается на работе. Ежедневные записи — способ преодолевать тлетворное воздействие этой связи на его психику. «Вчера вечером перечитал дневник с самого начала. Это меня в какой-то мере освободило; точно сняло с души камень. Жить так, как в этом году, больше не