Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

русским языком и сохраняли свой стиль жизни, не всегда совпадавший с национальными. Огромные волны такой миграции прокатились в первые послевоенные годы из России и Украины в Прибалтику, Западную Украину и Молдавию, значительные были связаны с крупными стройками и, конечно, с созданием военных объектов и гарнизонов при них. Эти русскоязычные имели в Прибалтике работу и закрепленное за ними жилье, у них здесь родились дети (чаще всего также не владевшие национальными языками). Со своей субъективной, да чаще всего и с объективной, точки зрения, они не были ни в чем виноваты перед теми, в ком под влиянием перестройки проснулись националистические (= патриотические) чувства и кто в одночасье решил отказаться от пользования русским языком.

За региональными националистическими (= патриотическими) силами стояли и директора, и коллективы предприятий, которые все больше чувствовали себя и уже становились по факту их собственниками. Интернационализм поддерживали военные, которых в Прибалтике было очень много и для которых служба в этих цивилизованных краях с возможностью осесть здесь на постоянное место жительства представлялась своего рода заслуженной привилегией. В отличие от Средней Азии, которая для городов России и Украины оставалась где-то далеко, в Прибалтику все постоянно ездили, и события здесь в Москве и других российских городах воспринимались как близкие. Российские демократы активно поддерживали требования прибалтов, а консерваторы столь же активно требовали покончить с народными фронтами.

Акты о придании эстонскому, литовскому и латвийскому языкам статуса государственных были приняты зимой 1988 — весной 1989 года, что сильно затрудняло жизнь тем, кто этих языков не знал: они в одночасье оказались как бы иностранцами, не способными даже подать заявление о ремонте протекшего унитаза. Факты вежливого прибалтийского хамства в отношении русскоязычных тоже имели место, и можно не сомневаться, что Крючков и Болдин намеренно выпячивали их в справках для Горбачева.

На провозглашение Литвой независимости в марте 1990 года Горбачев ответил указом «О дополнительных мерах по обеспечению прав советских граждан, охране суверенитета Союза ССР на территории Литовской ССР», после чего в апреле началась частичная энергетическая блокада Литвы. Советские десантники захватили несколько партийных зданий, а 500 литовцев в знак протеста сожгли на площади свои военные билеты. В июне Горбачев предложил ввести мораторий на Акт восстановления государственности Литвы в обмен на восстановление поставок энергии, Верховный Совет Литвы с этим согласился, но 28 декабря 1990 года отказался от моратория в одностороннем порядке.

7 января 1991 года правительство Литвы повысило розничные цены на продукты питания в среднем в три раза, первым в СССР пойдя на либерализацию цен. В ответ просоветская организация русскоязычных «Единство» организовала митинг у здания Верховного Совета Литвы, его участники требовали отмены повышения цен, отставки правительства и предприняли попытку ворваться в здание. 8–9 января в Литву «в ответ на многочисленные телеграммы в адрес Верховного Совета СССР» были переброшены военнослужащие ряда военных частей. 10 января Горбачев потребовал отмены «антиконституционных актов», а группа спецназа «Альфа» вылетела в Вильнюс.

В течение следующих дней военные заняли несколько зданий, на улицах Вильнюса появилась бронетехника. Руководство Верховного Совета Литвы призвало население выйти на улицы для охраны зданий Верховного Совета, радиоцентра, телебашни, телефонных станций. В тот же день на пресс-конференции в ЦК компартии Литвы было объявлено о создании Комитета национального спасения, провозглашенного единственным легитимным органом власти. В ночь на 13 января две колонны бронетехники направились в центр Вильнюса к телевизионной башне, окруженной тысячами вышедших на улицы жителей. В ходе ее штурма от ранений из стрелкового оружия и под колесами бронетехники погибли 15 человек, включая сотрудника спецподразделения «Альфа», сотни людей получили телесные повреждения различной степени тяжести. Спустя неделю сходные события с менее значительными последствиями произошли в Риге.

Советские войска у здания Литовского парламента

11 января 1991

[Из открытых источников]

Можно утверждать, что эти 14 литовцев и один сотрудник «Альфы» через 8 месяцев, 20 августа 1991 года, спасут жизни сотням москвичей, о чем мы расскажем в следующей главе о путче.

В дни, когда я пишу об этих событиях, гибель 14 мирных граждан представляется чем-то едва ли не малозначительным. Но в 1991 году это было далеко не так. «Московские новости» опубликовали обращение тридцати бывших соратников Горбачева из рядов интеллигенции с осуждением его за новое «кровавое воскресенье». На улицы Москвы и других городов СССР вышли многотысячные демонстрации, председатель Верховного Совета РСФСР Ельцин вылетел в Таллин, где совместно с президентами Литвы, Латвии и Эстонии осудил атаку на телецентр.

Текст заявления Горбачева о положении в Прибалтике, которое было сделано по телевидению, с его рукописной правкой: «Сегодня много звучит суждений и политических выводов о положении в стране…». Зачем он это вставил? Вероятно, чтобы не начинать сразу с событий в Вильнюсе

1991

[Архив Горбачев-Фонда]

В архиве Горбачев-Фонда нам удалось обнаружить черновую запись, которая велась кем-то из помощников президента на секретном заседании в ЦК КПСС по вопросу о положении в Прибалтике. Видимо, эта встреча прошла еще до кровопролития. Судя по записи, активней других за применение силы выступал Крючков: «Отступать дальше нельзя…»

1991

[Архив Горбачев-Фонда]

Помощники Горбачева советовали ему лететь в Вильнюс, а Яковлев по его поручению приготовил для этого выступление. Однако тот передумал, объяснив Черняеву (который как раз только что продиктовал стенографистке так и не поданное заявление об отставке), что не мог «вот так прямо отмежеваться и осудить армию». Лишь 25 января Горбачев сделал заявление об отказе ввести чрезвычайное положение и поддержать использование вооруженной силы в республиках Прибалтики.

Недоброжелатели Горбачева, включая Крючкова и Болдина, несомненно, искали свидетельства его прямой причастности к событиям в Вильнюсе, Крючков даже утверждал, что вопрос о вводе войск с ним обсуждался устно. Но в устной форме в качестве согласия Горбачева могло быть интерпретировано любое традиционно расплывчатое его высказывание. Напряжение в Прибалтике нарастало уже в течение нескольких лет, и, конечно, он высказывал недовольство притеснениями русскоязычного населения и военных, но доказательств прямых указаний Горбачева использовать оружие найдено не было.

Так или иначе он в очередной раз подставился (или был подставлен), теряя легитимность и в глазах российских демократов и националистов (= патриотов) в Прибалтике, и в глазах консерваторов, в особенности военных. Между тем к Прибалтике были прикованы взгляды и лидеров других республик. Гарантий защиты граждан нетитульных национальностей позиция союзного центра не обещала, а соблазн сепаратизма или, по крайней