Мировой ядерный клуб. Как спасти мир - Яков Иосифович Рабинович
Газету Гейзенбергу принес его ближайший коллега и единомышленник физик Карл Фридрих фон Вайцзеккер, сын статс-секретаря немецкого Министерства иностранных дел Эрнста фон Вайцзеккера и старший брат Рихарда фон Вайцзеккера – будущего президента ФРГ, а пока еще только офицера, воюющего на Восточном фронте. Беспокойство, овладевшее Гейзенбергом, было столь велико, что он решил немедленно отправиться в Копенгаген, к своему бывшему учителю Нильсу Бору. Однако отправиться в оккупированную Данию Вернер Гейзенберг и Карл Вайцзекер смогли только в сентябре – у физиков «Уранового клуба», находившихся на переднем крае науки, хлопот было невпроворот.
Официально визит имел своей целью уговорить Нильса Бора и сотрудников его института принять участие в немецко-датской конференции астрофизиков в Копенгагене. Но куда более важным было другое: встревоженные статьей в шведской газете германские ученые не прочь были выяснить, как обстоят атомные дела союзников и не придумал ли Бор какого-то нового, доселе неведомого способа быстро и просто создать ядерную бомбу. Именно поэтому Гейзенберг по возвращении из Дании отправился в гестапо – докладывать об итогах поездки.
Датчанин встретил своего бывшего ученика достаточно холодно, от участия в конференции отказался наотрез, однако пригласил Гейзенберга на обед – с тем условием, что о политике не будет сказано ни слова.
Гейзенберг утверждает, что спросил Бора, имеют ли физики моральное право работать над проблемами атомной энергии в военное время. «Бор, – писал Гейзенберг в 1948 г., – ответил мне вопросом на вопрос: верю ли я в возможность военного использования атомной энергии, и я ответил „да“. Затем я повторил свой вопрос, и Бор, к моему изумлению, сказал, что военное применение физики в любой стране неизбежно, а потому вполне оправданно». Однако доподлинно неизвестно, о чем же они все-таки говорили…
Во всяком случае, Гейзенберг понял, что сообщение Stockholms Tidninden было заурядной газетной уткой, особенно если проанализировать приведенные в статье цифры. Однако уткой, вскормленной чем-то вполне реальным, ведь подавляющее число бежавших от фашизма физиков обосновалось именно в Штатах. Америка – богатая страна, и бомбы на ее города не падают. Поэтому она очень даже может опередить Германию. Значит, надо спешить!
В принципе схема достижения цели уже ясна: атомный реактор – бомба. Конечно, остается масса технических деталей, но это уже вопрос времени и привлеченных к атомному проекту сил и средств. Вернер Гейзенберг был готов дать Германии такое оружие, перед которым не устоит никто и ничто.
Зимой 1941 г., после разгрома немецкой армии под Москвой, стало ясно, что блицкриг умер. Перед рейхом во весь рост встал призрак долгой и изнурительной войны на два фронта, перспектива победы в которой выглядела весьма проблематично. С этого самого момента в Германии начинаются усиленные работы над созданием Wunderwaffe – чудо-оружия. Причем рассматривались все предложения, которые хотя бы мало-мальски подходили под эту категорию.
Над чем только не ломали голову военные инженеры, подгоняемые генералами! Сверхтяжелые танки и танки радиоуправляемые. Планирующие бомбы. Многоствольные минометы. Ракеты. Реактивные истребители. «Шнорхели» для работы дизелей субмарин в подводном положении и подводные лодки Вальтера с энергетической установкой на перекиси водорода. Самонаводящиеся акустические торпеды и торпеды, управляемые человеком. (Правда, в отличие от японцев, немцы отнюдь не торопились умирать, поэтому их «биберы» представляли собой своеобразную этажерку: к верхней торпеде, на которой сидел прикрытый прозрачным колпаком водитель, подвешивалась нижняя, боевая.) Были и вовсе экзотические проекты вроде электромагнитных пушек для метания тяжеленных снарядов через Ла-Манш или пресловутых Х-лучей, якобы способных останавливать в воздухе моторы вражеских аэропланов и тем самым прикрыть территорию Германии от опустошительных воздушных налетов.
Что-то из этого обширного списка применялось в деле с той или иной степенью эффективности. Что-то не вышло из стадии опытных образцов. А что-то так и осталось прожектами на бумаге – на все не хватало ни времени, ни возможностей.
Наиболее известным образчиком Wunderwaffe стали ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2. Если первые по скорости и высоте полета почти ничем не отличались от обычных самолетов (англичане довольно скоро отыскали противоядие и сбивали ФАУ-1 истребителями и зенитками), то вторые падали на головы обитателей Британских островов как гром среди ясного неба – неожиданно и неотвратимо. И все-таки это оружие скорее можно было отнести к разряду психологического. С военной же точки зрения куда более эффективными оказались легкие ручные фаустпатроны, которые успешно поджигали и советские «тридцатьчетверки», и американские «шерманы». А баллистические ракеты всего лишь развалили десяток-другой строений на английской земле и пошатнули веру гордых островитян в собственную недосягаемость. Тысяча килограммов взрывчатки в головной части ФАУ-2 – величина, конечно, впечатляющая, но отнюдь не ошеломляющая. Вот если бы к какой-нибудь из этих ракет была привинчена атомная бомба…
Однако в длинном перечне «чудо-оружия» места для нее не нашлось.
Германское военное руководство почему-то решило, что ядерное оружие хотя и осуществимо в принципе, но актуальным не является, поскольку не может быть создано и использовано до конца войны и, следовательно, не может определить ее исход. Решение о бесперспективности попыток повлиять на ход войны с помощью ядерного оружия, принятое германским военным руководством в 1942 г., было окончательным. Никто – ни среди военных, ни в германской промышленности, ни в нацистском правительстве, ни даже сами ученые – не верил, что атомная бомба может быть создана и использована во Второй мировой войне. Это решение никогда не подвергалось серьезному пересмотру. И это при том, что работы в области ядерной энергетики продолжались с целью создания реактора как источника энергии для подводных лодок.
Германия распыляла усилия по очень многим направлениям, зачастую не имевшим принципиального значения или попросту эфемерным, – вместо того, чтобы сосредоточиться на «Урановом проекте», сулящем невиданное. Утопающий хватается за соломинку, а Гитлер был азартным игроком…
На совещании в Берлине 4 июня 1942 г. имперский министр вооружений Альберт Шпеер заслушал ученых и разработчиков Wunderwaffe с целью определения приоритетных направлений в этой области.
Вернер Гейзенберг хорошо подготовился к выступлению. При нем имелась кожаная коричневая папка, набитая исписанными листами бумаги: цифры, цифры и еще раз цифры. Не математические уравнения, отнюдь, но расчеты сроков завершения отдельных этапов работы, сметы и прикидки требуемого количества инженеров, техников и рабочих. (Этот документ, как и многие другие из архива Гейзенберга, так и не ставшего отцом атомной бомбы, не сохранился, – остались лишь свидетельства того, что эти бумаги действительно существовали.) Альберт Шпеер – человек дела. Убедить его могут только бесстрастные цифры, подкрепленные уверенностью в успехе замысла. Такая уверенность у профессора Вернера Гейзенберга была, а сроки завершения проекта зависели от двух условий. Во-первых,
